Кузены - [44]

– В любом случае, как только я покажусь на работе, меня, скорее всего, выкинут отсюда. – Дядя Арчер вздыхает, глядя в пол. – Поэтому я и избегал там появляться в последнее время. Ну, в каком-то смысле…

– Почему? – спрашиваю я, потом припоминаю, что он сказал Робу в самом начале: «Меня все равно уже раскрыли». – Вас кто-то здесь узнал?

Дядя Арчер кривит лицо.

– Фред Бакстер. Надо же было именно на него напороться! Наш семейный врач. Сейчас у него деменция. Я столкнулся с ним в аптеке на прошлой неделе. Он торчал там с потерянным видом – видимо, от сиделки сбежал. Я предложил пойти поискать ее, а он мне: «Не нужно, Арчер, спасибо, я хотел бы побыть один». – Он качает головой. – Я-то думал, старик не в состоянии найти дверь, а он, единственный на всем острове, кто увидел мое истинное лицо. Спросил, где я остановился на острове, и… Меня это так врасплох застало, что я правда назвал ему адрес.

– Он мог все забыть, – говорю я утешающе. – Мы виделись – у него очень плохо с памятью.

– Вы встречались с доктором Бакстером? – удивляется Арчер.

– Сомневаюсь, – одновременно с ним произносит Джона.

Я перевожу взгляд с одного на другого, но Джона ничего больше не говорит, так что я отвечаю дяде:

– Скорее с его внучкой, но он… тоже там был.

Тут я умолкаю, потому что не имею ни малейшего желания погружаться в омут пересказанных Хейзел отвратительных слухов.

Дядя Арчер в замешательстве.

– Допустим, но… да не важно, запомнил меня Фред Бакстер или нет. Как только я все расскажу матери, только вы меня тут и видели. – Он наклоняется вперед, уперев локти в колени, на лице вдруг проявляется безграничная усталость. – Вы, наверное, считаете меня чокнутым. Может, так оно и есть. Но я правда хотел как лучше.

У меня гудит телефон. Я машинально достаю его из кармана и без особого интереса смотрю на экран, но, увидев, от кого сообщение, впадаю в ступор.

«Томас: Как жизнь?»

Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Выкроил наконец-таки немного времени для меня. Почему именно сейчас, после двух недель молчания, а, Томас? Хотя я знаю почему – потому что я перестала о нем думать.

Он всегда это чувствует. Годами я только и делала, что вилась вокруг него, сама получая взамен жалкие крохи, и менялось что-то только тогда, когда я начинала уделять ему меньше внимания. Даже если это было ненамеренно. Например, в прошлом году он не хотел идти со мной на весенний школьный бал, потому что «танцы – это скучно». Однако стоило мне заметить, какие красивые темно-карие глаза у новенького, с которым меня поставили в пару на биологии… Я ни разу даже не упомянула его имени, но мой парень тут же ощутил, что я уже не так зациклена на нем самом. И вдруг оказалось, что на бал мы все-таки идем – причем как будто так и задумывалось с самого начала.

Томас начинал беспокоиться, только когда переставал чувствовать должный, по его мнению, уровень обожания. Совсем как… О господи! От пришедшей вдруг в голову мысли меня чуть наизнанку не выворачивает. Не только от отвращения к самой себе – как я могла столько времени терпеть такое? – но и оттого, что до меня только теперь доходит: фактически я все эти годы встречалась с более юной версией своего отца.

Милли снова толкает меня локтем, возвращая к реальности.

– Ты согласна, Обри? – спрашивает она.

Я недоуменно моргаю, обводя комнату взглядом. Все смотрят на меня, кроме дяди Арчера. Он совсем обмяк на диванных подушках, как будто весь всплеск энергии ушел на разговор и теперь окончательно иссяк.

– С чем?

– Мы решили, что утро вечера мудренее и лучше продолжить завтра, – поясняет Милли.

– Я просто… – Дядя Арчер неуклюже взмахивает рукой, сшибая стопку конвертов со столика у дивана на пол. – Это еще что?

Я наклоняюсь подобрать их.

– Твоя почта, – отвечает Роб, впервые за вечер выказывая какой-то намек на раздражение. – На том самом месте, куда я ее все время кладу.

– А, там все равно один мусор, – бормочет дядя Арчер. – Извещения, счета и прочая муть.

Я перебираю конверты в руках.

– Здесь какое-то письмо, – замечаю я, вытаскивая один с аккуратной надписью «Арчеру Стори». Ни марки, ни адреса – его просто бросили в почтовый ящик.

– Да? – Дядя Арчер удивленно берет конверт и открывает его. – Кто, черт возьми, может мне писать? Никто не знает, что я здесь, кроме…

Внутри оказывается единственный листок бумаги. Дядя Арчер читает хмурясь все сильнее.

– Это… ничего не понимаю…

– Что там? – Я выдергиваю письмо из ослабевших пальцев, переворачиваю и пробегаю глазами короткие строчки. Подняв голову, встречаю взгляд дяди, такой же озадаченный, как и мой. – Похоже, он все-таки запомнил.

– Кто? – спрашивает Милли. – Что запомнил?

Я вопросительно приподнимаю брови, продолжая смотреть на дядю Арчера. Тот кивает, и я читаю вслух:

Арчер,

После нашей встречи я места себе не нахожу.

Я давно должен был многое тебе рассказать.

И, боюсь, мое время на исходе.

Не будешь ли ты так добр встретиться со мной?

Искренне твой,

Фред Бакстер.

Аллисон, 18 лет. Июль 1996 года

– Привет, Мэтт, это Аллисон. Слушай, в кино идет «День независимости», я хотела посмотреть в выходные. Обожаю фильмы про нашествие инопланетян. Не хочешь пойти? Позвони мне или… В общем, ладно, позже поговорим. Пока.