Куси, Савка, куси! - [10]

Обмирая, Свирь видел, как катастрофически быстро приближаются они к неказистой церквушке, за которой, по записи, должны исчезнуть. От тюрем он успел своими глазами ухватить мелькнувшие на фоне Святой Анны и тут же скрывшиеся за ней опашни. И пока он, задыхаясь, бежал по переулку, Сивый с Обмылком дошли до Николы Чудотворца, свернули за него – и через поставленные вчера камеры Свирь увидел, как Сивый отворяет заднюю дверь возле левой апсиды.

Они вошли в церковь! Оказывается, они вошли в церковь, откуда потом не вышли. Этот вариант Свирь не рассматривал. В алтарной части, куда вела задняя дверь, камер не было. Но они были в самой церкви, и эти камеры Сивого не зафиксировали. Может быть, они с Обмылком весь день проторчали в алтаре? Но зачем? И кто бы им это позволил?

Свирь добежал до Николы Чудотворца и, стараясь отдышаться, медленно пошел вокруг. У двери он остановился, не зная, как поступить. И тут Малыш показал ему Бакая. Бакай спускался по Псковскому переулку, собираясь перехватить Свиря на Зачатской. Решившись, Свирь потянул дверь, за которой скрывался Сивый, на себя.

В алтаре было пусто. Свирь сделал шаг вперед и замер, озираясь. Если Сивый с Обмылком действительно не испарились и не переместились мгновенно за тридевять земель, они должны были находиться здесь. Но их не было.

«Нуль-транспортировка, – думал Свирь, – неужели это нуль-транспортировка…»

Он услышал шорох, вздернул голову и вздрогнул. Перед ним стоял дьячок этой церкви Ивашка.

– Здорово живешь! – сказал Свирь, пытаясь улыбнуться вопреки недоброму взгляду Ивашки. – Давненько я што-то…

– Уходи, – угрюмо сказал Ивашка. – Што надо?

– Ивашка, – сказал Свирь, продолжая улыбаться, – то ведь я. Савка. Ты ж, поди, запамятовал. Савка я, Савка…

– Уходи, – повторил Ивашка и надвинулся на Свиря. – А не то Левку кликну.

– Уходи, – сказал Малыш.

– Я пойду, пойду… – забормотал Свирь, задом протискиваясь в дверь. – Што ты, што ты…

Он стоял на улице и пытался собраться с мыслями. Мысли разбегались. Хорошо, в общем-то, было только одно. Пока Свирь объяснялся с дьячком, Бакай, заглянувший в этот угол, решил, что горбун разгадал его замысел и, повернув обратно, сумел удрать. Разъяренный донельзя, Бакай ушел, и завтра это могло аукнуться Свирю. Но зато теперь можно было спокойно выяснить – куда делся Сивый. Вот только как к этому подступиться, Свирь не знал.

– Малыш, – позвал он.

– Трудно сказать, – отозвался Малыш. – Мало информации. Спрячься пока на кладбище.

Кладбище недавно расширили. Старое отгородили от стены до стены глухим забором, а новое, под которое отняли двор попа, урезав, в итоге, остальной причт, отметили редкими надолбами. Начнем Свирь и скрылся, сев сперва на чью-то свежую могилу, а потом и вытянувшись на земле между устремившимися ввысь крестами.

Солнце передвинулось теперь на запад, и Наугольная башня совсем не давала тени в эту сторону, но отсюда хорошо было видно заднюю дверь – и Свирь терпеливо ждал, парясь в жаркой и неудобной одежде, мучительно пытаясь представить, что же там, внутри, происходит.

Конечно, Ивашка считал себя после того, как у него отрезали полдвора, обиженным жизнью. Но кладбище расширяли не вчера, и связывать его сегодняшнюю агрессивность с трех- или пятилетней давности указом не следовало. Случилось что-то другое и очень плохо было, если это другое имело отношение с Сивому. Тогда ключ к загадке был у Ивашки, и Свирь не сомневался, что добровольно тот его не отдаст. В результате теперь оставалось только завтра. Один-единственный, необратимо последний день.

«Думай, – сказал он себе. – Думай, пока не поздно. Надо только немного подумать…»

Но было плохо. Мир разрушался, распадался на цветные стеклышки, лопался мыльными пузырями тающего миража. Муторное предчувствие беды ознобом скользнуло по спине. Свирь закусил губу.

– Малыш, – попросил он. – Давай посмотрим завтра.

Сивый идентифицируется только в одиннадцать двадцать две по единому, – сказал Малыш, давая картинку. – Входит в Неглиненские ворота. Видимо, он прошел к ним по берегу, а там камеры не берут. До этого есть опознание на Лубяном рынке, но вероятность невысока, и, если это не он, придется бежать. Лучше всего – ждать на Красной.

Свирь увидел Сивого. Передаваемый друг другу многочисленными камерами, он обогнул по крутой дуге ряды и двинулся вдоль рва к реке.

– Он идет к Константиновско – Еленинским воротам, – сказал Малыш. – Там завтра выдача. Кто-то ему там нужен.

Камера с Покровского собора приблизила толпу у башни, где находилась тюрьма, а в глаза Свирю бросились вытащенные на рогожках и аккуратно разложенные рядком трупы. В толпе голосили. Дюжий стрелец, прохаживаясь вдоль жуткой выставки, отталкивал напиравших тупым концом бердыша. В эту толпу и затесался Сивый, пришедший на этот раз один.

– А где Обмылок? – спросил Свирь.

– Ну и вопрос! – восхитился Малыш. – Никто не знает. Он больше не прослеживается. .

В это время что-то сдвинулось возле ворот, возник, разрастаясь, крик, и Малыш выхватил и еще больше приблизил искаженное яростью лицо Сивого, который ожесточенно сцепился с одним из воротников, тряся его за грудки. Потом Сивый резко оттолкнул воротника, рванулся в сторону и, прорвавшись через толпу, бросился бежать к Китаю, огибая собор с юга.