Кушетка - [12]

Всего одна минута ходу. Ходу — куда? Черт их побери! Они двигались слишком быстро — жирный мужчина, тощая женщина, маленький мексиканец, моряк... „ТОРОПИТЕСЬ ЗАСТРАХОВАТЬСЯ!” ТОРОПИТЕСЬ... ТОЮПИТЕСЬ... ТОРОПИТЕСЬ...

Он остановился у перекрестка, ожидая зеленого света. Всмотрелся в толпу на противоположном тротуаре. Лица, лица, слишком много лиц. Много званых, но мало избранных. Кто будет Избранником?

И тогда Чарльз увидел его. Пожилой человек в очках с толстыми линзами. Он спокойно стоял под мигающей световой надписью: „Стойте! Стойте!..”

Конечно, это было откровение — но тот человек не знал о нем. Никто не слеп так, как нежелающий видеть.

Свет сменился на зеленый. Толпа волной покатилась с тротуара и на середине улицы смешалась со встречной волной.

В глубине черепа, словно в колокольне, гудело: ОДИН... ДВА... ТРИ...

Сумасшедшая евангелистка, которую Чарльз недавно слышал на улице, вещала, что Бог — повсюду вокруг нас.

Видела бы она его сейчас. Не его, но Его, Бога, встречающего человека в толпе — посреди улицы нижнего города в Лос-Анджелесе.

ЧЕТЫРЕ... ПЯТЬ...

Рука нырнула в карман и вышла наружу... он был в его руке, не Его, а именно в его собственной руке, рука метнулась вперед и быстро вернулась. Чарльз прошел мимо, а человек начал падать — ШЕСТЬ... СЕМЬ... — точное время! — очки свалились с носа и разбились о мостовую.

Чарльзу хотелось оглянуться, но семь часов уже минуло, время истекло, и он должен был идти дальше: чтобы не спеша пройти по улице, повернуть за угол, на тенистую боковую улочку, туда, где было хорошо, темно и пустынно.

Любой опыт ценен, а этот — в особенности. Вот эта фантазия о слиянии с Богом. Он лишь в последний момент понял, что это, конечно, была фантазия. В этом нет вреда. Настоящий вред был бы, если бы он действительно в это поверил. Но когда он вновь ощутил в руке оружие, он понял истину. Он всего лишь человек. Такова реальность.

Он подошел к мусорному баку, стоящему у края тротуара. Бросив по сторонам быстрый взгляд и убедившись, что никого рядом нет, Чарльз откинул крышку и опустил топорик внутрь. Крышка захлопнулась, предъявив надпись: „Содержите город в чистоте!”

Затем он ушел, зная точно, что он сделал, что делает и кто он такой. Он — Чарльз.

И он ничуть не сожалел об этом знании. Реальность лучше фантазии. Это критерий подлинной нормальности.

И все же ему было жаль расставаться с топориком. Потому что он понял, наконец, не только часть истины, а всю ее. Бог — тот, кто владеет Жизнью и Смертью.

Так что истинным Богом был топорик для льда...

11

Выйдя из переулка, Чарльз услышал вой сирен. Любопытно, слышит ли их Крицман. Крицман. Забавно, ведь Чарльз никогда не видел этого человека. Нашел его имя в газете. Несомненно, лейтенант ломал голову, почему выбрали именно его. Ну и пусть ломает, ему есть над чем подумать.

И все же Чарльз не мог отделаться от интереса к сыщику. Что это за человек, как он выглядит?

Вероятно, Крицман тоже думал о Чарльзе и задавал те же вопросы. Но он никогда ничего не узнает. Им не суждено встретиться. Если Фортуна не отвернется...

Она не отвернется. Когда звук сирен удалился, Чарльз свернул за угол и вошел в здание. Лифт ждал. Чарльз нажал кнопку седьмого этажа. Никто не видел его, но если бы и видел — что с того? Он — пациент, идущий на очередной прием. И опаздывает он всего на три минуты.

В приемной доктора Янца горел свет, но было пусто. Он вошел, уловив голоса за дверью кабинета, скользнул в кресло, схватил какой-то журнал и открыл его наугад. Когда дверь открылась, Чарльз внимательно читал журнал.

Вышла женщина средних лет — та, которую он видел на прошлом приеме. Выглядит действительно больной. Интересно, что с ней? Климакс? Многие женщины, кажется, испытывают в это время огромное потрясение.

Женщина прошла мимо, взглянув так, будто собиралась поздороваться, но Чарльз отвернулся. Достаточно того, что она увидела его здесь.

Он гордился собственным самообладанием. Самообладание. Чертовски меткое слово. Никто не владеет им. Он — сам по себе. Он — множество людей. То, что он усилием воли изменяет ход своих мыслей или произвольно меняет формы отношений с реальностью, доказывает это. Глубина, рассудительность, оригинальный замысел или каламбур — он способен на все, без какого-либо напряжения. А все потому, что он — одаренная личность. Не то, что эта несчастная баба, сама себя загнавшая в колею и пришедшая теперь к Янцу потому, что ей из нее не вырваться. Если уж на то пошло, Янц тоже засел в колее. В колее под маркой „Д. М.”

Они не понимают тайны изменчивой личности, тайны свободы. Свобода. Именно это слово написано на десятицентовике. Двенадцать минут назад он совершил поступок и даже не сбился с дыхания. Он может спокойно сидеть в кресле и анализировать ситуацию. Самообладание — признак сверхчеловека.

Доктор Янц заглянул в приемную. Чарльз заставил себя прочесть строчку в журнале. Затем поднял глаза.

Янц откашлялся.

— Добрый вечер, Чарльз. Долго ждешь?

— Минут десять.

Чарльз по-прежнему держал в руках журнал.

— Здесь интересная статья о космических кораблях.

Он поднялся и отложил журнал.