Курлышка - [9]

Тётя Фая неожиданно всхлипывает:

— Наташа, Наташенька, бедная моя сестричка… Если б ты один только лоб себе разбила…

— А что ещё разбила? — с любопытством спрашивает Даша.

— Ну, всё тебе надо… — сердится мать. — Чу, петух прокричал. Сейчас же топай в свою кровать!

Приходится подчиниться. Краем уха Даша ещё слышит тёти Фаины причитания: «Молчун, бука, ему только на отшибе и жить, а ты-то совсем другая…»

Даша закрывает глаза, а когда вновь открывает — на дворе уже светит не луна, а солнце.

Айдосов конь

На большой перемене ребята по очереди просили у Даши фломастеры порисовать. Только Айдос хмурый сидел и ни на что не обращал внимания.

После того как мальчишки забросили мяч на крышу, Галя приказала Даше и Сауле: «С Тарасом и Айдосом не разговаривать, понятно?» Неожиданно для себя Даша вдруг нарушила этот запрет.

— Хочешь порисовать? — спросила она Айдоса и протянула ему фломастеры.

Айдос удивлённо поднял на неё глаза.

— Что он там нарисует! — не выдержала Галя. — Дай сюда, я розочку не закончила.

— Что-нибудь нарисую, — сказал Айдос и взял фломастеры.

Минут через пять на бумаге, разметав огненную гриву, раздувая ноздри, летел сказочный конь. Копыта едва касались зелёной травы, а трава гнулась и трепетала, как от сильного ветра.

— Можно, я этого коня себе возьму? — спросила Даша. — Тебе не жалко?

Айдос пожал плечами:

— Нисколечко.

Прозвенел звонок, и Даша села на место. Надув губы, Галя отвернулась от нее.

— Ну как ваш журавль поживает, Даша? — неожиданно спросила Анна Матвеевна.

— Поправляется помаленьку.

— Вот и хорошо. Скоро на экскурсию поедем: сначала на зерноток, потом на молочную ферму, потом на подстанцию. Тогда и журавля посмотрим.

Тётя Фая погостила несколько дней и уехала. Дом опустел, как бывало после отъезда бабы Усти. Придя из школы, Даша сиротливо слонялась по комнатам: «Правду говорит тётя Фая — живём на отшибе, скука такая».

— Даша, садись, быстрей делай уроки, а потом картошку будем перебирать, — сказала мама.

Из учебника арифметики выпал листок. Айдосов конь! И как Даша про него забыла…

— Дай мне кнопок, — попросила она маму. — Я коня к стенке над столом прикреплю.

— Ещё не хватало стенки портить, — возразила мама. — Если уроки сделала, бери совок, веник да полезай в подполье. Надо место для картошки приготовить.

Подполье было глубокое и просторное, как комната. Здесь стоял прохладный земляной дух. От бочек с солёными огурцами и помидорами тянуло запахом укропа, чеснока, хрена.

— Я крышку захлопну, — сказала мама. — Крикнешь, когда закончишь, а то Николка так и норовит в люк завалиться.

Грохнула крышка люка, и сразу стало тихо, лишь наверху слышался дробный топоток Николки. Подполье было разгорожено досками: отсек для свёклы, отсек для моркови, три отсека для картошки — крупной на еду, средней на семена и совсем мелкой и резаной на корм домашней живности. Даша представила, сколько времени придётся сортировать ту картошку, что под навесом, и ей стало тоскливо. Ссыпать бы всё разом — чего там, потом разобрались бы. Но порядок есть порядок, и его тоже установила баба Устя. Под ногами шнырял Прошка — он свободно входил и выходил через отдушину в фундаменте, сквозь которую просачивался слабый свет. Мышей Прошка давно всех переловил, но, видно, надеялся, что хоть Даша какую-нибудь вспугнёт. Мышей не было, только бледные ростки забытых прошлогодних картофелин тянулись в сторону отдушины. Прошка потёрся об ноги Даши и заскучал о дневном мире, где летают бабочки и можно сцапать зазевавшегося воробья.

— Прошка, не уходи, мне скучно, — попросила Даша, но кота и след простыл.

Сверху с половиц свисала пыльная косматая паутина, по углам прятались жутковатые тени. Скорее бы выбраться отсюда! Наконец всё было чисто выметено и сор в ведро сложен.

— Мама, открой! — крикнула Даша.

Молчание.

— Мама, открой, пожалуйста!

Забыла она про неё, что ли? Под лесенкой стояла бочка с засохшей извёсткой. Даша выдернула из неё палку и застучала в половицу. Крышка люка отворилась.

— Стучу, стучу, — обиженно говорила Даша, вылезая, — а ты не слышишь.

— Дашенька, прости меня, — сказала мама. — Я тут с Николкой… Он ведь напрокудил, коня твоего порвал.

— Ну вот, так я и знала! Так и знала! — повторяла сквозь слёзы Даша. — Хотела же я его на стенку повесить, Николка бы не достал.

— Там и конь-то был… — утешала мама. — Папа тебе в десять раз лучше нарисует.

— Хоть в десять, хоть в сто, хоть в тысячу — всё равно такого не будет…

— Ну ладно, Дашенька, не сердись. Папа ждёт. Пойдём картошку перебирать.

— Надоела мне ваша картошка!.. Только и знай — работай: Николку нянчи, корову дой!

Тут Даша поперхнулась, увидев, как изменилось лицо у мамы. Рыжуху ведь она всего один раз и доила, и то самовольно. Чего же попрекать-то? Но что-то нашло на Дашу, и она продолжала:

— Другие девочки играют, а я всё работай да работай… — Она сама не замечала, что говорит в точности словами тёти Фаи.

— Вон Аля, и в Ленинграде была, и в Сочи, а я так здесь всю жизнь…

— Так вот ты как, — сказала мама. — Ладно, как-нибудь без тебя обойдёмся. Вот тебе двадцать копеек, в кино сходи…

— Сегодня нет кино, сегодня понедельник, кино вчера было.