Курако - [39]

Шрифт
Интервал

Другим выдающимся воспитателем и учителем являлся человек, не отмеченный никаким ученым званием, всю жизнь посвятивший изучению доменных печей, — Михаил Курако.

Доменный цех Юзовского завода стал своеобразной «академией». С разных концов России сюда устремлялись молодые металлурги, студенты институтов. За Михаилом Курако давно уже упрочилась слава не только выдающегося практика, стоящего гораздо выше многих «привозных» специалистов доменного дела, но и конструктора, пропагандирующего самые прогрессивные течения мировой металлургии. Да кроме того, он обладал способностью учить, выращивать людей.

«Будка Курако», та самая цеховая конторка, где вернувшийся из ссылки доменщик поселился в день своего приезда в Юзовку, пользуется заслуженной известностью. «Альма-матер» — называют ее студенты, съезжающиеся летом. На столах разложены чертежи и свежие номера иностранных журналов. Тут же модели колошниковых устройств. Курако осажден толпой практикантов.

Приходится разговаривать со всеми сразу. Одновременно он отдает распоряжения по телефону и проверяет сведения о ходе домен в течение суток. Для публичного обсуждения доменных рапортов собираются горновые, газовщики, мастера, инженеры, студенты. Каждый может высказать свое мнение. Но все ждут, что скажет Курако. Его суждения пользуются непререкаемым авторитетом. Его глубокие, проникнутые подлинным знанием дела анализы заменяли университетские учебники. Достаточно было молодому инженеру несколько часов пробыть в будке Курако, чтобы убедиться, как мало приложимы к практике знания, полученные в институте. Всему надо учиться заново здесь, у пылающих горнов куракинских домен.

Курако произвел большую реформу. Он ввел институт сменных инженеров. Этого новшества не знал ни один завод. Сменный инженер — хозяин домны — несет полную ответственность за ее загрузку и выпуск металла. Ему вверена судьба печи, в его распоряжения никто не может вмешаться. Курако долго выдерживает молодого инженера, прежде чем допустить его к этой роли.

И тут сказывается своеобразие куракинских методов.

Шаг за шагом освещает он каждую деталь, заставляя молодого инженера проникнуть в самое существо плавильного процесса. По-новому трактует он отдельные проблемы доменной науки, настойчиво внушает мысль, что «секреты» плавки — это глупые предрассудки иностранных мастеров. Рецепты шихты, составы глины для забивки летки и прочие важные на производстве вещи, не так давно бывшие достоянием ограниченного круга людей, делаются доступными каждому его ученику. Инженеры, приехавшие в Юзовку со скудным запасом отвлеченных знаний, в куракинской «академии» становятся образованными, понимающими свое дело металлургами.

Сменные инженеры ведут не только ответственную работу у домен, — к ним Курако посылает для обучения студентов, приезжающих на практику.

«В первые же дни пребывания в Юзовке бросилось в глаза совершенно исключительное отношение к студентам-практикантам, — вспоминает один из способнейших куракинцев, инженер Казарновский. — То, что я видел по отношению к себе на Юзовском заводе со стороны Курако и его помощников, в сравнении с тем, что было на других заводах, казалось просто сказкой. Если бы мы пригласили специального репетитора по доменному делу, то и тогда не получили бы того, что имели в Юзовке. По какому бы вопросу мы ни обращались, всегда получали самое подробное объяснение. Нам буквально читали лекции. Часто объяснения давал лично Курако. Но он привил такой дух своим помощникам, сменным инженерам, конструкторам, мастерам, что и они считали обязанностью учить студентов».

Вопреки обычаям всех прочих заводов, у Курако от студентов-практикантов секретов не было.

— Чертежи? Пожалуйста. Вот шкаф, вот ключи, смотрите сколько угодно. Но только кладите на место, как они сейчас лежат, в порядке.

Это была богатейшая коллекция, уступавшая лишь знаменитой коллекции чертежей М. А. Павлова. Курако собрал все, что давало представление о действующих и вышедших из строя доменных печах России. Кроме того, широко были показаны в чертежах французские, немецкие, бельгийские я особенно американские конструкции. На многих чертежах были даже самые незначительные детали, которым Курако почему-либо придавал значение. Его альбомами, имевшими исключительную ценность могли свободно пользоваться посетители «будки Курако».

Курако получает всевозможные технические журналы из-за границы. Он завел особого сотрудника, который переводит по его указаниям наиболее интересные статьи по металлургии. Статьи затем размножаются, на пишущей машинке. Курако раздает переводы студентам и инженерам.

— Вот почитайте, занятная статья.

Это один из его методов пропаганды металлургических знаний. По поводу прочитанного возникают острые дискуссии тут же, в доменной будке, или же, если затрагивалась большая техническая проблема, переносятся на субботние сборища «куракинского братства».

Цель, поставленная себе Курако, в какой-то мере осуществлена. Его конструкторские идеи воплотились, хотя и далеко не полностью, в новых домнах Юзовского завода. Курако может гордиться этими красивыми механизированными печами с их отличными горнами, которые войдут в историю отечественной металлургической техники. Курако оказался победителем в борьбе с технической косностью современных ему российских доменщиков. Он первый в своей стране правильно решил еще в 1904 году проблему загрузочного устройства. Он впервые ввел на русских заводах машину, забивающую выпускное отверстие. Может ли кто-нибудь оспаривать его заслуги в облегчении человеческого труда, в борьбе с авариями у домен, уносившими сотни жизней? Курако создал свою «академию» на производстве, выпестовавшую немало просвещенных, любящих свое дело металлургов. Этим он также гордится.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.