Курако - [41]

Бардин вошел в тесно спаянный круг учеников и друзей Курако, стал одним из его верных последователей. Много лет спустя, выдвинувшись как талантливый металлург, И. П. Бардин вспомнил эти дни общения с Курако: «Я часто задавал себе вопрос: кем был бы я, если бы судьба не столкнула меня с Курако? Никем. Я, наверное, стал бы зауряд-человеком, незначительным чертежником, обывателем, коих были тысячи, кои жили и боролись только ради своего маленького куска хлеба. Встреча с Курако совершила переворот в моей жизни».

В дни, когда произошла эта знаменательная для Бардина встреча и сближение, Курако был полон творческого напряжения, какого он давно не переживал. Он был во власти своей мечты, которая быстро воплощалась в реальные, осязаемые формы. Проектирование цеха заканчивалось. Оставались незначительные детали, последний мазок художника, заключительные аккорды величественной доменной симфонии. Творческим подъемом были охвачены все, соприкасавшиеся с грандиозным проектом: чертежники, конструкторы, техники.

Мог ли этот гениальный композитор в металлургии подозревать, что его проект постигнет неудача и его великолепные конструкторские идеи разлетятся, как карточный домик? Мог ли он предполагать, что труд, затраченный на создание замечательных технических эскизов и чертежей, пойдет прахом?

М. К. КУРАКО в 1912 г.

Однако так и произошло. Дирекция Юзовки отклонила проект, на двадцать лет опередивший развитие металлургии в России. Задуманное предприятие оказалось просто блефом. Курако деликатно дали понять, что на осуществление его проекта не хватает средств.

Курако постигла та же участь, какая преследовала десятки других талантливых людей его родины, рвавшихся к вершинам творчества: для расцвета их сил и таланта еще не пришло время.

Потемневший, осунувшийся ходил Курако по заводу. В доменной будке лежали нетронутыми свежие номера журналов.

— Эх, Павлыч, — говорил он Бардину, — точно сдавили мне плечи тисками, и вот задыхаюсь я, барахтаюсь, машу руками и не могу развернуться...

Перед Курако вырастала стена, о которую разбивались все его надежды, все широкие технические замыслы. Сознавал ли он, что в условиях существовавшего в России строя ему не дано совершить задуманные им грандиозные планы? Думал ли он о грядущей революции, которая сметет все рогатки на пути к подлинной технической культуре?

Вернувшись из ссылки, Курако не утратил революционных настроений. Еще 16 декабря 1910 года начальник Донского охранного отделения сообщал департаменту полиции: «Помощник начальника доменных печей на заводе Новороссийского общества в поселке Юзовка, Михаил Константинович Курако, пользуясь доверием среди заводской рабочей массы, а в особенности среди лиц, причастных к революционным организациям, постоянно отдает предпочтение последним при приеме на работы, и в его квартире можно встретить лиц или административно высланных или явно политически неблагонадежных, обращающихся к нему то за советами, то за материальной помощью, в которой он им не отказывает».

В следующем году, 27 июля, начальник Екатеринославского губернского жандармского управления уведомил департамент полиции, что Курако обыскан и отдан под негласное полицейское наблюдение местной полиции в Юзовке. В этом уведомлении говорится: «В правление отдела «Союза русского народа» села Каменского было подано заявление от имени членов союза, как это значится в начале текста, о действиях начальника доменных печей на заводе Новороссийского общества, Михаила Константиновича Курако, — человека с революционным прошлым, который со своими ставленниками на заводе, состоящими под надзором полиции, продолжает вести преступную агитацию и противодействует открытию в поселке Юзовке отдела союза, преследуя членов его вплоть до беспричинного увольнения их, как это было с Игнатом Ровенским, Михаилом Голубевым и Антоном Петржаком. Как значится в протоколе членов союза Каменского отдела от 4 марта сего года на экстренном заседании по поводу означенного заявления, упомянутый Ровенский еще дополнил таковое на словах, указав, что тот же Курако агитирует против правительства и государственного строя, а также осмеливается произносить, хотя и заочно, неуважительные, дерзкие и оскорбительные выражения против прав самодержавной власти и государя императора».

Михаил Голубев засвидетельствовал тайной полиции, что Курако не позволял распространять патриотическую литературу, наказывая своим людям наблюдать, чтобы «подобной мерзости у него в отделении не водилось».

Голубев донес на ставленников Курако: мастера Максименко, подрядчика Лариона Брыкова и чугунщика Котова.

«Защитительное показание заподозренного Курако,— сообщал, уведомляя полицию, другой шпик Игнатий Ровенский, — сводится к отрицанию приписываемого ему противодействия к открытию в Юзовке отдела союза и распространения патриотической литературы, причем действительно сказанную им Брыкову фразу — «Брось это грязное дело» — Курако объясняет неразрешением им в рабочие часы каких бы то ни было политических споров.

Заочное оскорбление его величества и произнесение фразы: «Без боя не будут удовлетворены нужды народа» — Курако отрицает».