Куприн: Возмутитель спокойствия - [61]

Шрифт
Интервал

Также недоумевая, с чего вдруг Лихонин связался с проституткой, Садовский пророчески замечал: «...вторая часть никогда в свет не выйдет, что вероятнее всего, она и не написана, а если когда-нибудь в печати появится продолжение “Ямы”, то оно окажется роковой ямой прежде всего для таланта самого автора. <...> Еще раз советуем от души г. Куприну остановиться на этом и покончить с “Ямой”»[230].

Можно представить, с каким возросшим любопытством, на фоне этакого-то бума, писателя разглядывали житомирцы. Тем более что в его жизни на Пушкинской случались свои пикантные моменты. В пяти шагах располагались 2-я мужская гимназия и городская публичная библиотека, в которую гимназистов, конечно, не пускали. Тем не менее они слышали о скандальной славе прибывшего в их город писателя. Один из гимназистов вспоминал:

«...всех нас поразила весть: в наш город приехал Александр Иванович Куприн. Потекли слухи: будто бы выслан из Петербурга или запутался в какую-то историю и уехал сам. Прибыл с семьей. Поселился в какой-то гостинице. Ищет квартиру. Нашел квартиру...

Последнюю весть заинтересовавшемуся нашему классу я мог принести из достоверных источников: поселился он в том же самом особняке на Пушкинской, где живет француженка, у которой я беру частные уроки. Француженка эта, Алиса Девос, рассказала мне с зажегшимися от любопытства глазками: “Поселился мосье Куприн — лэ гран экривен рюсе[26*]”. И тут же спросила меня, слегка покраснев: правда ли, что он пишет немного неприличные рассказы, даже целый роман, который происходит, ну, в таком доме?..

К Алисе я ходил три раза в неделю, изучая с нею французскую литературу. Естественно, что там — на улице, у крыльца, на дворе, в саду — я должен был встретиться с автором “Поединка”. И увидел. Первый раз в образе идеального отца семейства: он выходил со двора, толкая перед собой колясочку с каким-то блаженно заснувшим беби. Небольшого роста, полный, не очень идеально выбритый, с косовороткой под обыкновенным гостинодворским пиджаком, — нет, с типом денди у него было мало общего, и первое мое впечатление было разочарование»[231].

Горечь разочарования испытывал и сам Куприн. Он знал все несовершенства своей «Ямы», вызванные, как обычно, торопливостью из-за безденежья и невозможностью доработать, чертыхался по адресу «Московского книгоиздательства», которое не возвращало уже набранные главы первой части, а он уже не помнил всего, что там было. Теперь над ним не стояли ни Горький с советами, ни Мария Карловна с хлыстом, и Куприн раскис. Писал — и рвал, кормил издателей «завтраками», корреспондентов — громкими заявлениями о якобы пишущейся второй части «Ямы»...

А тут еще возник новый повод понервничать! Весной 1909 года судьба решила испытать на прочность их дружбу с Буниным. Сначала все было радужно. Академия наук присудила им обоим Пушкинскую премию: Куприну за трехтомник рассказов, вышедший в «Мире Божьем», — полную, 1000 рублей, Бунину — половинную, 500 рублей. Однако вскоре оказалось, что средств недостает, и обоих решили премировать половинными суммами. Куприн писал Бунину: «Судьбе угодно было, чтобы я оттягал от тебя половину Пушкинской премии <...> Да, я ужасно рад, что именно мы с тобой разделили премию Пушкина». Бунин тоже был безукоризненно вежлив: «Дорогой и милый Ричард, я не только не жалею, что ты “оттягал” у меня полтысячи, но радуюсь этому, — радуюсь (и, ей богу, не из честолюбия!) тому, что судьба связала мое имя с твоим. Поздравляю и целую от всей души! Будь здоров, расти велик — и загребай как можно больше денег, чтобы я мог поскорее войти в дом друга моего, полный как чаша на пиру Соломона. (Одно слегка дивит меня: почему на Житомир пал выбор его?) <...> Пожалуйста, напиши мне, — напиши, как живешь, и что творишь, продолжаешь ли “Яму” (в Москве только и толку, что о “Яме”!) и что за город Житомир?»[232]

А потом подоспеет испытание: в конце года Бунина вдобавок изберут почетным академиком, а Куприна — нет. Как Александр Иванович это пережил? Ведь еще осенью 1907-го, когда впервые был поставлен вопрос о подаче работ на конкурс Академии наук, он писал Батюшкову: «Почетным академиком я быть не прочь. <...> А что же? После Чехова по языку я один и имею на это право» (выделено Куприным. — В. М.). Тяжело пережил!

«Свидание наше было неважное. Попрекнул меня с первого слова академией», — рассказывал Бунин[233]. Много спустя Бунин объяснит, почему (якобы) так обошлись с Куприным. Почетный академик имел право, приехав в любой город, потребовать себе любой зал для выступлений, и без всякой цензуры. «...Куприна не избрали в почетные академики... только потому, что он под влиянием вина мог злоупотреблять где-нибудь в провинции этим правом»[234].

Позже, в эмиграции, Бунин станет кичиться высоким званием академика, как покажется Куприну (впрочем, игра амбиций в творческой среде — дело обычное). А потом Бунину дадут Нобелевскую премию. Но об этом в свое время.

В Житомире наш герой пребывал в крайне взвинченном состоянии еще и из-за материальных трудностей. Он жаловался Батюшкову, что все заложено в ломбарде, что он весь в долгах, что вокруг него вьются житомирские нетопыри: «...на 1000 людей приходится 999 факторов, посредников, сводников, мишуресов»


Еще от автора Виктория Дмитриевна Миленко
Саша Черный: Печальный рыцарь смеха

Саша Черный (1880–1932), знаменитый сатирический поэт, по одним оценкам — «безнадежный пессимист», по другим — «детская душа». Каким был этот человек, создавший язвительную картину своей эпохи и вдруг развернувшийся к противоположным жанрам? Что заставляло его бросаться от сатиры — к лирике, от революционных манифестов — к религиозному миссионерству, от ядовитых политических памфлетов — к стихам для детей? По каким причинам он ушел из процветающего журнала «Сатирикон»? Отчего сторонился людей, хотя в круг его общения входили Куприн, Аверченко, Горький, Чуковский, Маршак? Почему всю жизнь искал «вершину голую»? Как вышло, что он прошел всю Первую мировую войну, а в решающие дни 1917-го оказался в Пскове, эпицентре переломных для державы событий?.


Аркадий Аверченко

Аркадий Аверченко (1880–1925) — титулованный «король смеха», основатель, неутомимый редактор и многоликий автор популярнейших журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», выпускавший книгу за книгой собственных рассказов и умудрившийся снискать славу эпикурейца, завсегдатая ресторанов и записного сердцееда, — до сих пор остается загадкой. Почему он, «выходец из народа», горячо приветствовал Февральскую революцию и всадил своей знаменитой книгой «Дюжину ножей в спину революции» Октябрьской? Почему Ленин ответил на «Дюжину ножей» личной рецензией, озаглавленной «Талантливая книжка»? Почему, наконец, ни одна из «историй сердца» не довела юмориста до брачного венца? Виктория Миленко, кандидат филологических наук, севастопольский исследователь жизни и творчества своего земляка, предприняла попытку дать объемное жизнеописание Аркадия Аверченко и ответить на многие вопросы, объединив зарубежные исследования, отечественные наработки и свои открытия как в архивных фондах, так и в истории семьи писателя, разыскав его здравствующих родственников.


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.


Syd Barrett. Bведение в Барреттологию.

Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.