Купавна - [86]

— Уж так и бесповоротно?! — лукаво заулыбалась она, обнажая свои красивые белые зубы. — А вдруг одумаетесь!

Агриппина Дмитриевна как бы продолжала играть со мною в кошки-мышки. Ну и женщина!

— Подняли вы, дорогая, бурю в стакане воды, — с напускным спокойствием постарался я отчитать ее. — Иными словами, затеяли пляску черного таракана вокруг стакана. Вот мое мнение: ваше отношение к судьбе своей подруги по меньшей мере легкомысленно. Не навязывайте своего мироощущения другим. Нет на свете двух одинаковых людей, ибо даже близнецы и те идут своими дорогами. — И прибавил к тому: — Не сердитесь на меня.

— Спасибо и за это! — Она откинула на лоб упавшую светлую прядь.

Я обрадовался: выиграл бой! Это коварная женщина больше не станет вмешиваться в жизнь Дружбы, и сущие пустяки, как она после нашего разговора будет относиться ко мне. Но, вопреки ожидаемой враждебности, она протянула мне правую руку, проговорила миролюбиво:

— Нам повезло, читайте, только громко. Я так рада, что даже не верю своим глазам.

Это была телеграмма.

— «Делегацией колхоза еду ВДНХ вместе Градовым тчк Первой возможности постараюсь навестить тебя вероятно вместе Николаем Васильевичем горячо целую — Света», — прочитал я.

Не дав мне опомниться, она спросила:

— Вы надолго приехали к нам? — И попросила: — Постарайтесь задержаться. Они могут приехать в любую минуту.

Не скрывая своей радости, я развел руками:

— Но тут не указан срок приезда.

— А вы обратите внимание на дату отправления телеграммы. Она отправлена два дня назад.

— Что же вы молчали?! — вспыхнул я.

— Мне только что ее вручили.

— Ну и ну! Почта…

— Почта ни при чем. Я уже говорила вам, что более суток не была дома, дежурила в больнице. Старушки мои получили телеграмму, ну и позабыли: склерозик. Приходится простить милых старушек. Не сердитесь же и вы.

— Ничего себе, «милые старушки»! — возразил я. — Этак можно сорвать всякое мероприятие. Даже на похороны приехать, когда покойника уже зароют…

Не поняв моей иронии, она нахмурилась.

— Зло шутите! Хватит мне, двоих сразу похоронила…

Я внезапно понял глубину трагедии Агриппины Дмитриевны, у нее все еще продолжала кровоточить душевная рана — смерть близких людей, Дмитрия Ираклиевича и Алексея Причастнова.

Пришлось извиниться.

* * *

Клавдия Поликарповна, тетушка Ирма, Агриппина Дмитриевна, я и Владимир Иннокентьевич Салыгин пили в просторной гостиной чай, заваренный по-туркменски, душистый и сладкий. Но непринужденной беседы, к которой обычно располагает чаепитие, долго не получалось. Между мной и Агриппиной Дмитриевной чувствовалась неприятная натянутость. Настороженно поглядывали на гостей и старушки. Особенно внимательно присматривалась тетушка Ирма к Салыгину. А тот, человек компанейский, на этот раз, будто на зло ей, играл в молчанку, лишь громко прихлебывал из пиалы.

Я понимал причину замкнутости Салыгина. Еще в коридоре, перед тем как появиться здесь, он успел удрученно шепнуть мне:

— Сбежала от меня Огородникова. Сказала, куда-то ей надо зайти по неотложному делу. Подвела меня к этому дому, и след ее простыл. Однако побожилась скоро прибежать сюда. Боюсь, как бы не наврала: я ей — про карася, она в ответ — про щуку. Рассказала сказочку… Странная бабенка! Небось посмеивается: вот, дескать, как ловко провела москвича.

— Не сгущай краски, — сказал я, но все же подумал: если история со щукой — выдумка Марии Осиповны, то права Агриппина Дмитриевна: никакого медальона не было у Светланы Тарасовны, он — плод ее больного воображения.

Между тем, чтобы не портить компанию, Салыгин заулыбался и отодвинул в сторону пиалу.

— Представьте себе, мои ангелочки, что мы снимаем фильм. Пожилой холостяк покупает на рынке преогромную золотую рыбину, и в животе ее… О, ужас! Что вы думаете?.. Нет, не оловянный солдатик, а — женщина!

Клавдия Поликарповна от страха замахала руками:

— На ночь глядя такие анекдоты!

— Ну и заврались вы, дорогой! — заметила Агриппина Дмитриевна не без фамильярности. — Ни к чему на ночь путать мою матушку. Признайтесь, что пошутили!

— Ничуть! — заупрямился он. — Более того, доложу: той женщиной, которую проглотила аку… Извините, оговорился!.. Проглотила щука… Понимаете, щука проглотила вашу милую соседку Марию Осиповну Огородникову. Ей бы под старость замуж выйти, а щука бац — и в воду! Каково, а?

— В чем смысл вашей аллегории? — пожала плечами Агриппина Дмитриевна. — Даже для кино… неподходящий сюжет. И при чем тут Мария Осиповна?.. Еще не закончили сценарий?

— То-то, ангелочек! Сценарий при мне, в голове моей, много лет. И нет покоя… Ищу маленькую деталь. Сегодня будто бы нашел, а вот… Надо же!

Его прорвало, понесло на откровенность. Трогательно выражал он свою сердечную боль, то и дело вытирал носовым платком со лба обильный пот, рассказывая о том, что произошло с ним, когда он работал в колонии для малолеток. Сказал, что по его вине утерян золотой медальон, который одна из девочек просила передать государству в фонд мира. И видать, уж очень защемило сердце Агриппины Дмитриевны. С искаженным от сострадания лицом она с трудом произнесла:

— Погодите, Владимир Иннокентьевич!.. Я поняла, что в свое время вам пришлось именно здесь, в Суздале, работать воспитателем в колонии девочек… Боже мой, его невероятно!