Купавна - [43]

— Так! — громыхнул голосом Свирид Карпович. — Остап Митрофанович!.. Воевал солдат…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из тетради Н. В. Градова

«Воевал солдат. Били по нему из пушек, из пулеметов. Досталось и детишкам. И голоса их всюду слышались солдатам.

…Старшина Виктор Курдюмов — командир танка, который первым ворвался в село, — перед той атакой, забираясь в машину, сказал:

— Есть такие волны у человека! Они после войны непременно будут открыты учеными. Посылают эти волны людям такой сигнал, что аж сердце замирает.

Слышался якобы старшине призывный голос его маленького сыночка, будто тот ожидал отца именно в этом селе, которое мы должны были освободить от гитлеровцев. Невероятно! Ибо семья этого танкиста до войны проживала далеко от тех мест, где шли бои. О том я знал, поскольку уже не в первый раз корректировал огонь своей батареи из танка Курдюмова и был в дружеских отношениях с ним.

Скоро танкисты выбили немцев из села и на короткое время были переведены во второй эшелон. К еще не остывшим после боя машинам подбежали ребятишки. Они, точно горох, высыпали из погребов и землянок.

— Дяденьки! — кинулся к нам один мальчуган. — Хотя дом наш и разбит, да мамка припрятала в яме кусок сала. Для встречи с вами приберегла. Идемте к нам!

— А у нас курка одна от немца прибереглась, — стрекотал второй. — Яйцев нанесла. К нам идемте в гости!

— К нам!

— Нет, к нам! У нас папку убили фашисты на войне.

— А мои дедусь и бабушка просят вас!

Приглашения сыпались со всех сторон. Приглашали и взрослые — женщины, прибежавшие к нам вслед за детьми. Сердцу солдата было от чего вспыхнуть огнем. Однако пускай оно себе горит, а голову следовало держать в холоде: свои своими, а фашисты еще неподалеку находятся.

— Спасибо, родные!

— Спасибо сердечное вам!

Благодарили танкисты и сами угощали: кто галетой, кто куском сахара, кто банкой консервов, когда к командиру танка вдруг несмело, слегка скособочась, протиснулся совсем незаметный в толпе мальчонка, похожий на стебелек одуванчика.

— Дяденька, — тихо позвал он, ухватив Курдюмова за руку. — У нас ничего нет — ни сала, ни яйцев. Потому что мы беженцы. Но мамка приглашает вас…

К лихому танкисту подошел старый, весь в лохмотьях, кривоногий с седенькой белой бородкой селянин и объяснил Курдюмову:

— Исстрадался ребятенок. Страсть как исстрадался! Все отца ждет. Потому и приглашает. Да и мамка евойная сколько живет у нас с бабкой, только и разговору, что о муже своем. Говорила, танкист он… И по имени все кличет ночами: «Витя, Витечек мой»… Иэ-э-эх!.. Так что айда к нам, мила-ай! У его мамки ничего нету, дак у моей бабки кое-что найдется для такого гостя. Зашумели в один голос женщины:

— Вон, гляди, и сама мамка бежит! Ириша, скорее сюда!

Побледнел, страшно изменился в лице командир танка.

— Зовут-то тебя как? — спросил он у мальчишки, положив свою тяжелую руку на нечесаную светловолосую его голову.

— Бориской зовется, — ответил старик за мальца, потому что тот, смутившись, будто язык проглотил, сник весь.

Глаза Курдюмова полыхнули огнем.

— Боренька!.. Бориска… Борис Викторович…

Не нашлось других слов у танкиста Виктора Курдюмова. Не выпало и слезы, потому что, как я почувствовал, сердце его в такой неожиданности от слезы захлебнулось.

Там, в другом населенном пункте, никому из наших солдат не выпало такой счастливой встречи. Не довелось повидаться и той маленькой девочке с отцом, а ее матери — с долгожданным мужем.

Убитая девочка лежала на улице, у плетня, возле хаты. Она лежала с протянутыми к плетню ручонками, точно и после смерти все еще стремилась проскочить во двор.

Не подоспел на помощь ее отец — быть может, воюет где-то на другом фронте, а может, и сам лежал вот так — с протянутыми руками… у другого плетня. В одночасье приходилось погибать и солдатам, и мирным жителям, когда шел бой.

Как тут не понять родительских слез, хотя и… не пришлось мне стать отцом.

Не было детей и у Степана.

Я вспомнил о друге потому, что вскоре после боя за село, где была убита девочка, мой друг… Однако что это со мной? Не опережаю ли я события?.. Нет-нет, надо сначала о нем, вернее, о нас…

Многое в жизни человека не зависит от него. Порой стечение обстоятельств рушит планы. Точно так произошло и с нами.

Истекало время нашей срочной службы. Мы, как говорится, почти приготовили чемоданы, с тем чтобы вернуться на гражданку и сразу же податься на учебу в институт (непременно с сельскохозяйственным профилем!), но… Когда наш полк вернулся на постоянные квартиры после похода Красной Армии за освобождение народов Западной Украины и Белоруссии, то эти самые стечения обстоятельств тут же повлияли на судьбу Степана. Проявилось решительное влияние старшего политрука Салыгина. Благодаря его хлопотам Степана направили на курсы младших политруков, которые он успешно закончил перед самым началом войны с белофиннами.

В первый же день этой войны наша батарея была преобразована в дивизион. Командование в нем принял капитан Чаевский, а комиссаром назначен старший политрук Салыгин. На его прежнюю должность в батарее нового состава был определен младший политрук Бездольный. Меня эти перемены почему-то не коснулись. Я как бы остался в тени, продолжал командовать отделением разведки. Так было вплоть до 22 июня 1941 года. Тогда уже майор, Чаевский принял командование полком, а Салыгин в новом звании батальонного комиссара стал его комиссаром. Степану накануне было присвоено звание политрука (по три кубаря в петлицах и по звезде на рукавах).