Кунигас - [77]

Шрифт
Интервал

Вижунас оглянулся.

— Не будет недостатка в головнях, чтобы поджечь костер, — сказал он.

Вижунас не заметил, что от искр костер сам собой уж начал загораться.

Маргер бился. И пот, и кровь текли по его лицу, сбегая струйками по белой груди. Он зорко приглядывался ко всему с высокого обрубка, на который взгромоздился, и думал: «Не пора ли прекратить борьбу и начать взаимоистребление?»

С высоты небес, с любопытством смотрели на битву звезды. Там также царило возбуждение: послов ли слали вниз на землю к людям боги Литвы? Или, быть может, метали огненные стрелы? Но с темного свода то и дело срывались звезды, чертя по небу искристые пути…

Вижунас прошептал:

— Души отцов нисходят на землю за нами!.. Пора нам к ним!..

Начало светать…

Вторая ограда готова была рухнуть. Люди выбивались из сил; грудами лежали трупы… Женщины, в ожидании смерти, сидели вокруг костра и пели погребальную песнь. А костер, точно послушный воле богов, стал медленно гореть.

Утренняя звезда, как алмаз, засветилась на небе… Вижунас и Маргер переглянулись.

Рубившиеся по знаку отошли от стен и спокойно приблизились к костру. Впереди их шел Вижунас, последним Маргер. А женщины продолжали петь.

Началось то, чего не видел свет, и никогда, быть может, не увидит вновь…

Братья обнимались и целовались, потом один обнажал грудь, другой пронизывал ее мечом… Отцы, плача, избивали детей и бросали трупы их в огонь. Мужья убивали жен, отвечавших им объятиями на предсмертное лобзание… И не было ни стона, ни крика, ни рыданий…

Трупы широкой полосою устлали землю вокруг костра. Маргер с мечом в руке стоял и ждал. Глазами он искал Банюту.

Она сидела на пороге подвального жилья и целовала меч, а из глаз ее струились слезы. Она ждала.

— Он клялся солнцем и луною и сдержит клятву…

Вижунас прислушивался к шуму за оградой.

— Торопитесь, — закричал он, — торопитесь, если не хотите погибнуть от их мечей!.. Заборы подаются… они скоро ворвутся к нам: пусть не найдут живой души…

Все, еще державшиеся на ногах, бросали в пламя свое имущество, останки близких, подставляя под мечи кто грудь, кто спину-Безумие охватывало переживших. Окровавленные, они сами бросались грудью на мечи и умирали…

Реда поцеловала сына в лоб: некому было нанести ей последний удар…

У Вижунаса дрогнула рука…

— Не могу, — сказал он.

Тогда Реда надвинула на лоб белую повязку и смело вошла в огонь… Пламя охватило ее, она села на пылающие угли, и раскаленные соломки рухнули под ее тяжестью…

А сзади все громче и громче раздавалась песнь крестоносцев… В живых остались только Маргер и Вижунас… Вокруг костра стояла огромная лужа крови, медленно просачивавшейся в песок.

Старик поклонился своему господину в пояс: пришел его черед. Кунигас должен был пережить всех и сам наложить на себя руки. Но у Маргера дрогнула рука, и он не дерзнул коснуться седины…

Тогда Вижунас воткнул меч в землю, оперся грудью о клинок и упал вперед всей тяжестью тела…

А где была Банюта?

Вот она привстала, и ее белая сорочка блеснула в темноте подвала.

Она протянула руки Маргеру.

— Нас только двое, — воскликнула она, — приди ко мне.

Маргер оглянулся на ограду… как будто ему было жаль расстаться с жизнью, хотелось бы продлить ее хотя на миг.

Он шел через кровь и трупы, ноги его тонули в ней и ступали по телам, застывшим в немом оцепенении.

— Банюта, — воскликнул он дрожащим голосом, — их еще нет!

Он приблизился. Она обняла его обеими руками и опустила ему голову на грудь.

— Смотри, — сказала, — вот я наточила меч… Ты клялся!

Маргер слушал.

Костер горел, треща и завывая, а за стеной ревели немцы, карабкаясь на тыны, приставляя лестницы…

Было еще время на одно объятие, но для разговоров было уже слишком поздно…

Глаза Маргера неотступно смотрели в сторону, откуда можно было ждать крыжаков… С грохотом упали огромные ворота, и на двор ворвались белые плащи и впереди всех брат Бернард… Кто знает, не мечтал ли он спасти питомца?

Банюта, повисшая на шее Маргера, обнажила белую грудь…

— Любимый мой, пора!..

Еще минута, и добровольная жертва должна была свершиться…

Маргер уже занес свой меч, когда вдруг в тылу крыжаков раздался небывалый вопль: зазвучали боевые сурмы, грозные, голосистые сурмы литовских полчищ, и высоко взвились к небу боевые клики: «Смерть крыжакам!»

В одно мгновение убрались со двора белые плащи, а стальные шлемы исчезли с частоколов и заборов… Самонадеянные крестоносцы, застигнутые врасплох, потеряли голову и в переполохе валились вместе с лестницами. Торопливо собирались они на зов вождей посреди полянки между Пилленами и лесом, на которую, как муравьи, сыпались со всех сторон несметные толпы грозных полчищ.

Закипела битва, недолгая, кровопролитная. Еще раз смешалась кровь крыжацкая с литовской, окрасив темною струею воды Немана. Как подсеченные сосны, падали один за другим вожди и рыцари. Некоторые, спасаясь бегством, тонули в пучинах Немана или погибали от меча Маргера, который, выбежав из замка, с дикой яростью набросился на крестоносцев.

И вот, теми же воротами, через которые недавно вторглись орденские рыцари, теперь входили литовские дружины.

Навстречу им клубился дым жертвенного костра, а поперек пути лежали груды трупов отважных защитников твердыни.


Еще от автора Юзеф Игнаций Крашевский
Фаворитки короля Августа II

Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.


Неустрашимый

«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».


Старое предание

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.


Король холопов

Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812 – 1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма.


Осторожнее с огнем

Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма. В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.


Сумасбродка

«Сумасбродка» — социально-психологический роман классика польской литературы Юзефа Игнация Крашевского (1812-1887).


Рекомендуем почитать
Тернистый путь

Жизнь Сакена Сейфуллина — подвиг, пример героической борьбы за коммунизм.Солдат пролетарской революции, человек большого мужества, несгибаемой воли, активный участник гражданской войны, прошедший страшный путь в тюрьмах и вагонах смерти атамана Анненкова. С.Сейфуллин в своей книге «Тернистый путь» воссоздал картину революции и гражданской войны в Казахстане.Это была своевременная книга, явившаяся для казахского народа и историей, и учебником политграмоты, и художественным произведением.Эта книга — живой, волнующий рассказ, основанный на свежих воспоминаниях автора о событиях, в которых он сам участвовал.


Под ливнем багряным

Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.


Верхом за Россию. Беседы в седле

Основываясь на личном опыте, автор изображает беседы нескольких молодых офицеров во время продвижения в России, когда грядущая Сталинградская катастрофа уже отбрасывала вперед свои тени. Беседы касаются самых разных вопросов: сущности различных народов, смысла истории, будущего отдельных культур в становящемся все более единообразном мире… Хотя героями книги высказываются очень разные и часто противоречивые взгляды, духовный фон бесед обозначен по существу, все же, мыслями из Нового завета и индийской книги мудрости Бхагавадгита.


Рассказы и стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чайный клипер

Зов морских просторов приводит паренька из Архангельска на английский барк «Пассат», а затем на клипер «Поймай ветер», принявшим участие гонках кораблей с грузом чая от Тайваньского пролива до Ла-манша. Ему предстоит узнать условия плавания на ботах и карбасах, шхунах, барках и клиперах, как можно поймать и упустить ветер на морских дорогах, что ждет моряка на морских стоянках.


Хамза

Роман. Пер. с узб. В. Осипова. - М.: Сов.писатель, 1985.Камиль Яшен - выдающийся узбекский прозаик, драматург, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда - создал широкое полотно предреволюционных, революционных и первых лет после установления Советской власти в Узбекистане. Главный герой произведения - поэт, драматург и пламенный революционер Хамза Хаким-заде Ниязи, сердце, ум, талант которого были настежь распахнуты перед всеми страстями и бурями своего времени. Прослеженный от юности до зрелых лет, жизненный путь героя дан на фоне главных событий эпохи.


Перстень Борджа

Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.


Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.


Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.


Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.