Кунгош — птица бессмертия - [28]
Пошутив еще немного на эту тему, друзья разошлись, договорившись встретиться на другой день, чтобы конкретно обсудить план работы комиссариата, четко определив его функции и задачи.
С утра Мулланур решил пройтись по городу, чтобы хоть немного остудить голову, так и пылавшую от обилия впечатлений.
День был морозный, ясный, солнечный. Здесь, в Питере, — Мулланур знал это по опыту — редко выпадают такие славные деньки.
На улицах было безлюдно. Только у мясной лавки выстроилась озябшая очередь, да десятка два буржуев под надзором красногвардейцев скалывали лед. Работали они плохо: мужчинам мешали длинные меховые шубы, а дамы неуклюже поскальзывались в своих фетровых ботах на высоких каблуках.
Мулланур медленно шел по Литейному, погруженный в свои мысли, как вдруг в глаза ему бросилась фигура старого татарина, сидящего, поджав ноги, прямо на обледеневшем тротуаре. Седые волосы старика беспорядочно падали ему на лоб. Ветхий азям и старая драная шапка, едва прикрывающая голову, вполне могли принадлежать одному из тех нищих, что вечно бродят по улицам, прося подаяния. Но старик ничего ни у кого не просил. Да и не был он похож на нищего. И вместе с тем поза его выражала такую скорбь, такое беспредельное отчаяние, что Мулланур не мог пройти мимо.
— Что с тобой, бабай? — наклонился он к старику.
Услыхав родную речь, старик удивленно поднял голову.
Не сразу Муллануру удалось заставить беднягу поделиться своим горем. Но мало-помалу старик разоткровенничался. История его была проста, даже банальна. Мною лет он служил дворником в богатом доме неподалеку отсюда. Была у него своя каморка, да получал он за свою работу время от времени какую-никакую одежонку. Ну и, конечно, кормили его с хозяйского стола. Так что голодать он не голодал. Однако жалованья никакого не платили, хотя, когда нанимался, уговор был такой, чтоб платить. Разве только изредка, по большим праздникам, хозяин совал ему в руку серебряный рубль. Так он жал много лет, и так ему, видать, и надо было жить дальше. Но вот грех попутал. Услыхал он, что власть вроде как переменилась, что новая власть стоит будто бы за бедняков — таких вот, как он. И решил пойти к хозяину, попросить, чтобы тот дал ему хоть сколько-нибудь деньжонок. Не все, конечно, что он заработал за долгие годы, а хоть малость какую-нибудь. Тем более что азям его старый совсем истрепался, а новой одежды хозяин давно уж ему не справлял. Но стоило только старику заикнуться про жалованье, как хозяин ужасно рассердился. «Совсем обнаглели! — закричал он. — Вот к чему приводит революционная демагогия! Вон! Ни одного дня не потерплю больше тебя в своем доме!» И велел немедленно убираться прочь из каморки. Вот и остался он на старости лет без крова, без еды, без работы. Куда теперь идти? Что делать? Где голову преклонить?
— А ты требовал, чтобы он тебе заплатил? Или просил? — поинтересовался Мулланур, выслушав горестный рассказ старика.
— Какое там «требовал»! Конечно, просил! Кланялся даже! Видно, зря поверил тем, кто говорил, что власть переменилась. Мало-мало ошибся. Маху дал.
— Да, бабай, — сказал Мулланур. — И впрямь ты ошибся. И впрямь маху дал.
При этих словах старик и вовсе понурился. Он было сперва оживился, надеясь, что незнакомец, заговоривший с ним по-татарски, как-то ему поможет. Но вот и этот добрый господин тоже говорит, что он, старый Абдулла, совершил тяжкую, непростительную ошибку. Стало быть, ни на какую помощь и от него рассчитывать не приходится.
— Тебе, бабай, не кланяться надо было, — сказал Мулланур, — и не просить униженно, а требовать свое, заработанное по праву! Понял?
Старик глядел во все глаза, но смысл слов, сказанных Муллануром, как видно, не доходил до него.
— Ну ничего. Не горюй. Сейчас мы это дело уладим. Где он живет, этот твой буржуй?
— Во-он! Недалеко… Вон в том переулке…
— Веди меня к нему.
— Что ты! Что ты! — испуганно замахал рукамп старик.
— Веди, говорю… Ну, смелее!
Сделав несколько шагов, старик вдруг остановился.
— Послушай, сынок! А ты, часом, не комиссар будешь?
От этого неожиданного вопроса Мулланур слегка смутился. Ему почему-то показалось, что, ответив утвердительно, он выступит чуть ли не в роли самозванца. Однако и разочаровывать старика тоже не хотелось.
— Считай, что комиссар, — улыбнувшись, ответил он. — Мы, революционеры, все сейчас комиссары.
Они остановились у подъезда.
— Здесь, — сказал старик.
Красивый двухэтажный особняк был строг и величествен. Окна зашторены. Тяжелая дверь казалась неприступной, словно ворота средневекового рыцарского замка.
— Звони! — сказал Мулланур.
Старик нерешительно топтался перед дверью.
— Ну? Что же ты?
— Сколько здесь живу, ни разу в эту дверь не входил. Все с черного хода…
— А сейчас вот войдешь с парадного! Звони, говорю!
— Э, была не была! Аллах не выдаст — свинья не съест! Хуже, чем сейчас, мне все равно не будет! — сказал старик и осторожно, словно к начиненной динамитом бомбе, прикоснулся к бронзовой ручке дверного звонка.
Дверь приоткрылась, показалось миловидное личико горничной в белой наколке. Увидав старика, она испуганно залепетала:
