Кунгош — птица бессмертия - [26]

— Стало быть, вы товарищ Вахитов, представляете Казанскую губернию? — обратился он к Муллануру.

— Да, товарищ Ленин.

— А вы, товарищ Манатов, Оренбургскую?

— Так точно, — улыбнулся Шариф.

— А вы, — повернулся он к Ибрагимову, — Уфимскую, не так ли?

Ибрагимов молча кивнул.

— Таким образом, — подвел итог Ленин, — вы трое представляете три крупные губернии, в которых проживает основная масса мусульман внутренней России…

— Совершенно верно, — кивнул Ибрагимов.

— Я понял, товарищи, что вы согласны заняться организацией центрального мусульманского учреждения при Народном комиссариате по делам национальностей. Так?

— Так, — сказал Мулланур.

— Мы как раз сегодня беседовали на эту тему. И пришли к выводу, что дела мусульманских трудящихся должны вести сами мусульмане. Разумеется, стоящие на платформе Советов. Вот мы и решили создать такое учреждение, которое отвечало бы интересам всех мусульман внутренней России.

Мы полностью согласны с вами, — сказал Мулланур.

— Ну что ж, обменяемся некоторыми соображениями. Прежде всего, насколько влиятельны у вас буржуазные партии? Ведь мусульманская буржуазия, я думаю, успела за эти месяцы завоевать довольно сильные позиции, не так ли?

Ленин обернулся к Манатову, очевидно желая и его тоже втянуть в разговор. Но Шариф кинул на Мулланура взгляд, полный отчаянной немой мольбы: «Отвечай ты! Прошу! У тебя лучше выйдет».

— Буржуазия в наших краях действительно имеет пока сильное влияние, — заговорил Мулланур. — И это, конечно, не случайно. Во-первых, они научились по всякому поводу щеголять красивой революционной фразой, И кое-кто, к сожалению, все еще верит, что наши пустобрехи, вроде Туктарова, и впрямь защищают интересы революции, трудящегося народа… А он ведь всего-навсего пронырливый маклер политического базара.

— Как вы сказали? Маклер политического базара? — засмеялся Ленин. — Меткая характеристика!

Муллануру после этой реплики сразу стало легко, напряжение ушло, речь полилась живо и свободно, как это бывало всегда, стоило только ему заговорить на волнующую тему.

Он стал рассказывать о созданной казанской буржуазией контрреволюционной организации под названием «Мусульманский комитет», о том, что в противовес ему демократические силы Казани создали свою организацию.

С увлечением Мулланур говорил о том, как Мусульманский социалистический комитет буквально с первого дня своего существования развернул борьбу с пантюркистами, панисламистами и всеми прочими оголтелыми националистическими направлениями, непримиримую борьбу за единство всех трудящихся мусульман — татар, башкир, азербайджанцев, горцев… Он рассказал о созданий в Казани рабочего клуба, об оживленной переписке, которую они вели с Центральным Комитетом партии большевиков, о выступлениях членов МСК на съезде татарских крестьян, о созданной ими газете «Кзыл байрак».

— А как товарищи Шейнкман и Олькеницкий? — спросил Ленин. — Помогали они вам в вашей работе?

— Да, мы всегда могли на них опереться. А в иных случаях руководители казанских большевиков умело и тактично поправляли нас, учили, как исправить допущенные ошибки, — ответил Мулланур.

Ленин задавал все новые вопросы, и Мулланура поразило, как легко и свободно он ориентируется в их, казалось бы, таких запутанных делах. Он расспрашивал и о движении в Башкирии, и о позиции атамана Дутова, окопавшегося в Оренбурге, и о настроениях уральского казачества…

С особым интересом слушал Ленин Мулланура, когда он рассказывал о Харби шуро.

— Военный совет мусульман занял лицемерную позицию, — решительно сказал Мулланур. — Формально он признает Советскую власть. Но тайно делает все, чтобы мусульманские воинские части были подчинены Мусульманскому комитету, иначе говоря, мусульманской буржуазии, националистам. У нас есть данные, что Харби шуро втайне создает свои воинские формирования, которые рано или поздно будут использованы против нас. Поэтому мы у себя в МСК поставили цель: полностью разоблачить двурушническую деятельность Харби шуро, объяснить народу, что эта военная организация по существу враждебна интересам трудящихся мусульман…

Ленин одобрительно кивнул и быстро отметил что-то в своем блокноте.

Разговор о башкирском национальном движении сильно задел Шарифа. Ему, вероятно, показалось, что здесь, в Петрограде, относятся к этому движению с настороженностью и даже с опаской как к силе, враждебной Советам. И вот, мгновенно забыв свою недавнюю стеснительность и робость, он решительно вмешался в разговор:

— Если кто пытался представить вам башкирское движение как контрреволюционное, не верьте, товарищ Ленин! Только провокатор может так говорить! Настоящий провокатор!.. Да, у нас очень сильно движение за башкирскую автономию. Но не надо забывать, что у башкир, в сущности, нет капиталистов, нет крупной, организованной буржуазии, как у русских или у татар. Поэтому можете не сомневаться, что, если башкирская автономия будет признана центральной властью, башкиры не только не будут против Советов, но и станут главной силой в борьбе против Дутова и всей контрреволюции на Урале и в Оренбуржье.

— Мы примерно так и представляли себе обстановку на местах, товарищ Манатов, — сказал Ленин. — Мы исходим из того, что надо очень внимательно подходить к оценке любого национального движения. И мы вовсе не думаем, что башкирское движение направлено против революции. Но увлекаться особенно тоже не следует. Надо постоянно помнить, что наши враги будут рады любому поводу вбить клин между Советами на местах и центральной властью.