Кумир - [3]

Шрифт
Интервал


Как историческое исследование книга совершенно ничтожна и не заслуживает подробного разбора, да у меня и желание на это нет, времени — тем более… За две тысячи лет изгнания и рассеяния написаны тонны книг скрыто и открыто клеймящих «проклятую эту расу», имена большинства авторов забыты, на некоторых так и осталось клеймо позора. Ну, прибавилась еще одна, еще один автор прославился несмываемо. Не идет она в сравнение и с «Протоколами сионских мудрецов», то было — высокопрофессиональное творение царской охранки, даже император Николай П, поначалу воспринявший его с душою, вынужден был отказаться, когда Столыпин предъявил доказательства, что перед ними — фальшивка. И император, носивший значок «Черной сотни», начертал гневную резолюцию: чистое дело не делают грязными средствами. Нет, это не «Протоколы»: и труба пониже и дым пожиже.

Между прочим, на просторах, ставших в дальнейшем Российской империей, евреи встречались и ранее этих избранных двухсот лет, имена некоторых остались в истории. И были племена, например тюркское племя хазар, могущественное Хазарское царство со столицей Итиль в низовьях Волги, властители которого приняли иудаизм еще в УШ веке. Вот как хазарский царь Булан избирал веру, решив отказаться от идолопоклонства. Он устроил в своем присутствии диспут трех религий: мусульманства, христиан, прибывших из Византии, и иудеев. Ничего толком не поняв из их споров, где каждый хвалил свою веру, Булан поступил просто: он призвал к себе поодиночке христианина, потом мусульманина. Христианина спросил: если бы тебе предстояло выбрать иудейскую или мусульманскую религию, какую ты бы выбрал. «Иудейскую», — сказал христианин. И обосновал так: она была дана избранному народу самим Богом, но Бог же потом отверг этот народ за грехи. Спросил царь Булан мусульманина, какую бы он выбрал религию, христианскую или иудейскую, если бы ему представилось выбирать. «Иудейскую» сказал мусульманин. А христианская потому для него плоха, что дозволяет есть нечистое (свинину) и молиться изделиям человеческих рук: иконам. И царь выбрал иудейскую веру, так сказать, по большинству голосов. Два столетия (это теперь нам кажется, что они мелькнули, а тогда, как сегодня, каждый день от утра до вечера был долог), два столетия хазарские правители распространяли свою власть на юго-восточную полосу позднейшей европейской России, владели территорией прежнего Боспорского царства, т. е. территорией Керчи, Тамани, совершали набеги на славянские племена по южному Днепру, обкладывая данью. Помните:

«Как ныне сбирается Вещий Олег/ Отмстить неразумным хазарам/ Их села и нивы за буйный набег/Обрек он мечам и пожарам…» Но все это — дела давно минувших дней, автором взяты двести лет от того раздела Польши, когда к России прибавилась часть ее восточных, а для нас — западных земель, населенных в основном католиками, с ними — и семьсот тысяч евреев, живших в местечках и селах. Их предков пригнали сюда из Западной Европы крестоносцы в годы трех крестовых походов: отправляясь защитить гроб Господен от мусульман неверных, они по ходу дела прежде всего грабили и убивали неверных иудеев в своих странах: в прирейнских областях тогдашней Франции, Германии, уничтожали или насильно крестили. Солженицын пишет, проявляя поразительное невежество: «… в „дикие“ Средние века люди могли массово убивать только в приступе ярости, в жаре битвы.» Какая уж тут битва?

Это было избиение вооруженными ордами беззащитных людей. И ужас перед ними был так велик, что матери в отчаянии сами убивали своих детей, следом — себя. Но на отдалении веков, все это ныне живущим не больно. Возьмем поближе. После Второй мировой войны, когда англичане по требованию Сталина выдали нам пленных казаков, выдали вместе с семьями, одна казачка побросала с моста двоих своих детей в Драву, а потом бросилась сама. Может потому, что фронт наш проходил вблизи этих мест и знаю эти места, вижу, как отрывала она от себя детей, как котят, а они цеплялись за нее в страхе, а она одного за другим кидала их в кипящий поток прежде, чем самой туда кинуться. Матери есть матери и дети есть дети, чьи бы они ни были. И страх, и боль, и смерть — одна. Именно в годы крестовых походов, спасаясь, бежала часть евреев на Восток: в Венгрию, в Польшу. Как уж им там жилось, другой вопрос, но в состав России они не просились, их присоединили. И тут же прочертили черту, за которую им и ногой ступить не разрешалось: черту оседлости. Если взглянуть исторически, то ясно, что никогда никакая черта не сдерживала расселения народов, даже океаны не становились преградой, древние на плотах, как доказано Туром Хейердалом переплывали их. Не помешала и черта оседлости тому, что неминуемо. Уже Николай 1, не дав никаких прав, повелел призывать в армию евреев, выдергивать их оттуда, из-за черты. Брали и 12–13 летних детей, хватали и восьмилетних и гнали этапом, и были это в основном дети бедноты, кто побогаче, откупался. Один такой этап встретил Герцен по дороге в Вятку, куда он был сослан. За чашкой чая в избе он спросил этапного офицера: «Кого и куда вы ведете? — И не спрашивайте, индо сердце надрывается; ну да про то знают першие, наше дело исполнять, не мы в ответе, а по-человеческому не красиво. — Да в чем дело-то? — Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми-девятилетнего возраста. Во флот что ли набирают — не знаю. Сначала было их велели гнать в Пермь. Да вышла перемена, гоним в Казань. Я их принял верст за сто; офицер, что сдавал, говорил: „Беда да и только, треть осталась на дороге“ (и офицер показал пальцем в землю).


Еще от автора Григорий Яковлевич Бакланов
Пядь земли

Тема повести — Великая Отечественная война. Герои — наши современники, люди, прошедшие войну, те, кто пошел воевать прямо со школьной скамьи и познал все тяготы окопного быта.


Июль 41 года

Григорий Яковлевич Бакланов, человек «военного поколения», ушёл добровольцем на фронт. Все пережитое в Великую Отечественную войну он отразил в своих произведениях, в которых на первый план выдвигает не политический, а нравственный аспект.В романе «Июль 1941 года» автор рассказал не только о событиях начала войны, но и сделал попытку интерпретировать их в историко-политическом аспекте, выявить коренные причины поражения Советской Армии.


На черном фронтовом снегу

Григорий Яковлевич Бакланов – известный писатель и сценарист, один из представителей «лейтенантской прозы». В 1941 году он добровольцем ушел на фронт, воевал в пехоте и артиллерии, участвовал в боях на Украине, в Молдавии, Румынии, Венгрии, Австрии. Его произведения о войне с большим трудом выходили в советское время; нелегкой оказалась и судьба фильма «Был месяц май», снятого по его сценарию Марленом Хуциевым. Причина этому – тяжелые и горькие эпизоды войны, показанные Баклановым, которые часто шли вразрез с «парадной» историей.


Мёртвые сраму не имут

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Южнее главного удара

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Навеки — девятнадцатилетние

Эта книга о тех, кто не вернулся с войны, о любви, о жизни, о юности, о бессмертии. В нашем поколении из каждых ста, ушедших на фронт, с войны вернулось не больше трех.


Рекомендуем почитать
Сорок лет Чанчжоэ

B маленьком старинном русском городке Чанчжоэ случилось событие сверхъестественное – безмолвное нашествие миллионов кур. И были жертвы... Всю неделю после нашествия город будоражило и трясло, как в лихорадке... Диковинные и нелепые события, происходящие в русской провинции, беспомощные поступки героев, наделенных куриной слепотой к себе и ближнему, их стремление выкарабкаться из душных мирков – все символично.


Странствие слона

«Странствие слона» — предпоследняя книга Жозе Сарамаго, великого португальского писателя и лауреата Нобелевской премии по литературе, ушедшего из жизни в 2010 году. В этом романе король Португалии Жуан III Благочестивый преподносит эрцгерцогу Максимилиану, будущему императору Священной Римской империи, необычный свадебный подарок — слона по кличке Соломон. И вот со своим погоншиком Субхро слон отправляется в странствие по всей раздираемой религиозными войнами Европе, претерпевая в дороге массу приключений.


Canto

«Canto» (1963) — «культовый антироман» Пауля Низона (р. 1929), автора, которого критики называют величайшим из всех, ныне пишущих на немецком языке. Это лирический роман-монолог, в котором образы, навеянные впечатлениями от Италии, «рифмуются», причудливо переплетаются, создавая сложный словесно-музыкальный рисунок, многоголосый мир, полный противоречий и гармонии.


Выжить с волками

1941 год. Родители девочки Миши, скрывавшиеся в Бельгии, депортированы. Ребенок решает бежать на восток и найти их. Чтобы выжить, девочке приходится красть еду и одежду. В лесу ее спасает от гибели пара волков, переняв повадки которых, она становится полноправным членом стаи. За четыре года скитаний по охваченной огнем и залитой кровью Европе девочка открывает для себя звериную жестокость людей и доброту диких животных…Эта история Маугли времен Второй мировой войны поражает воображение и трогает сердце.


За что мы любим женщин (сборник)

Мирча Кэртэреску (р. 1956 г.) — настоящая звезда современной европейской литературы. Многотомная сага «Ослепительный» (Orbitor, 1996–2007) принесла ему репутацию «румынского Маркеса», а его стиль многие критики стали называть «балканским барокко». Однако по-настоящему широкий читательский успех пришел к Кэртэреску вместе с выходом сборника его любовной прозы «За что мы любим женщин» — только в Румынии книга разошлась рекордным для страны тиражом в 150 000 экземпляров. Необыкновенное сочетание утонченного эротизма, по-набоковски изысканного чувства формы и яркого национального колорита сделали Кэртэреску самым читаемым румынским писателем последнего десятилетия.


Статьи из журнала «Медведь»

Публицистические, критические статьи, интервью и лирический рассказ опубликованы в мужском журнале для чтения «Медведь» в 2009–2010 гг.