Культуры городов - [38]
Иначе события развивались в других частях Беркширов. Начиная с 1860-х, когда текстильные и обувные производства подхлестнули промышленный рост Норт-Адамса, в Беркширы стали приезжать на лето состоятельные ньюйоркцы. Писатели Герман Мелвилл и Натаниэль Готорн сделали Беркширы своим вторым домом еще раньше. С открытием железнодорожной ветки между Стокбриджем, штат Массачусетс, и Нью-Йорком перемещаться стало значительно проще (Federal Writers’ Project 1939a, 108). С 1890 по 1920 год небольшие деревенские хижины творческой интеллигенции сменились основательными загородными домами, скромно называемыми коттеджами.
В 1902 году, руководствуясь принципами, обозначенными пятью годами ранее в ее совместной с Огденом Кодмэном работе «Украшение дома», Эдит Уортон построила свое поместье Маунт. Ландшафтный дизайнер Фредерик Лоу Олмстед проектировал здесь сады и парки, а архитектурное бюро «Макким, Мид энд Уайт» построило несколько церквей в центре Стокбриджа (Owens 1984). Несмотря на все эти усилия по воссозданию сельских ландшафтов для представителей городских элит, отдыхающие из больших городов ехали в Беркширы за покоем на лоне природы. В описании массачусетского городка Ленокс 1894 года, когда он был на вершине популярности, утверждается, что в городе собирается та же публика, что и в Бар-Харборе, штат Мэн, и Ньюпорте, штат Род-Айленд, – то есть нью-йоркская и бостонская элита. Однако в Леноксе представители элиты предпочитали совершать длительные прогулки и наблюдать за изменением цвета осенней листвы, нежели участвовать в требующих определенного напряжения общественных ритуалах. Тем не менее, когда лучшие участки были приобретены под летние дома и поместья, цены на землю заметно подскочили (Hibbard 1894).
Во время Великой депрессии большинство коттеджей оказались бесхозными. Во многих разместились школы, гостиницы или загородные клубы; другие просто стояли заброшенными. (Когда в 1970 году Маунт начали восстанавливать, поместье было буквально в руинах.) Однако в 1930-х в Беркширах была зафиксирована новая волна туристов, приезжающих ради совместного культурного опыта, сравнимого с недавно организованными в Европе музыкальными фестивалями в Глайндборне и Байройте. Эти культурные туристы также прибывали главным образом из Нью-Йорка и Бостона; многие придерживались на тот момент радикальных взглядов в культуре и политике. Они привнесли городскую культуру в неторопливую сельскую жизнь Беркширов. В отличие от причудливых деревенек Новой Англии, ее буколических ландшафтов, которые вдохновляют фольклор и примитивное искусство, столь развитое в этом регионе, в Массачусетс люди приезжали, чтобы послушать новейшую музыку и оценить новейшую хореографию. В отличие от владельцев коттеджей «позолоченного века»[27] это были культурные туристы из среднего класса.
Поместье Тэнглвуд в Стокбридже с 1937 года стало летней резиденцией Бостонского симфонического оркестра под управлением Сергея Кусевицкого. В репертуар, наряду с произведениями композиторов классической и романтической школ, и прежде всего Бетховена, Вагнера и Малера, нередко попадали современные произведения Бартока и Копленда. В первые годы концерты проходили на открытом воздухе или под тентом наподобие шапито; когда тент сменило капитальное строение, его назвали «Музыкальный навес». С выходом Кусевицкого на пенсию в 1948 году в Тэнглвуде не прекратились выступления звезд и приглашенных дирижеров, среди которых был и Леонард Бернштайн, долгое время сотрудничавший со знаменитой Тэнглвудской летней музыкальной школой. Сегодня в Тэнглвуд приезжает порядка 300 тысяч туристов в год (Lenardson 1987; Pincus 1989).
В еще более сельском Джейкобс-Пиллоу, расположенном неподалеку, в 1931 году был организован Хореографический фестиваль (Jacob’s Pillow Dance Festival), и Тед Шоун, Пол Тэйлор и другие авангардные хореографы середины ХХ века стали проводить летние месяцы в этом регионе (Tracy 1982). В 1950-х годах на территории кампуса Уильямс-колледжа стали проводить Уильямстаунский театральный фестиваль. Под руководством Никоса Псахаропулоса на фестивале вместо незамысловатого летнего репертуара играли серьезные американские пьесы и классику. В Уильямстауне прописался также Институт искусств Кларка (Clark Art Institute) – небольшой, но уважаемый музей с хорошим собранием импрессионистов, созданный усилиями частных коллекционеров, которые уже давно приезжали сюда на лето. В 1970-х экономика летнего культурного туризма была усилена строительством зимнего жилья для лыжников, домов престарелых и еще большего количества летних домиков. Осень отмечается всплеском буколического культурного туризма, когда сезон листопада совпадает с сезоном охоты за антиквариатом.
Однако ни один из этих туристических бумов не коснулся Норт-Адамса. В отличие от затерянных в холмах городков, переживших экономический упадок еще в XVIII веке, где за давностью лет не сохранилось громоздких построек, отвлекающих внимание от созерцания природы, в Норт-Адамсе визуально доминирует промышленная архитектура. Для производственных целей на реке поставили дамбу, площадь одного только комплекса ММСИ на Маршалл-стрит равна десяти футбольным полям, а в домах по-прежнему живут семьи рабочих. Эти потомки ирландских, итальянских и франко-канадских пролетариев отличаются от населения пасторальных городков в холмах. Среди них больше католиков, нежели протестантов, это классические «рейгановские демократы», отдающие свои голоса за правоцентристских политиков популистского толка вне зависимости от их партийной принадлежности. Многолетний мэр Норт-Адамса состоит в Демократической партии. В свою очередь, состоятельные жители соседнего университетского городка Уильямстаун – это в основном демократы либерального толка, но в Норт-Адамсе они считаются сторонниками элитизма.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.
Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.