Культуры городов - [106]

Удивительным образом истощение идеала общей судьбы лишь усилило привлекательность культуры. Впрочем, это уже не Культура, с большой буквы, а культура, которая, с одной стороны, шире, чем высокая культура музеев и социальных элит, а с другой – специфичнее, нежели предполагает старое определение культуры как общепринятых шаблонов мышления, видения и действия. В Америке общеупотребительным значением культуры является в первую очередь «этничность»: привычки и обычаи, прошедшие пространство и время, доработанные посредством взаимодействия с церковью и государством и утвердившиеся как средство установления различий и независимости. Кроме того, культура воспринимается как законный способ отвоевывания своей ниши в обществе. Поскольку профсоюзы и политические партии, по-видимому, оказались не способны к преодолению социальных разногласий, культура как «коллективный стиль жизни» оказалась значимым и зачастую сопряженным с конфликтами источником самовыражения. Как механизм выявления подразумеваемых ценностей, культура в то же время часто сводится до набора ходовых коммерческих образов. Орудие, товар, тематический парк развлечений, фетиш: культура – это то, что продается, это то, на что хотят смотреть. Такие толкования культуры являются общими как для интеллектуального брожения вокруг представлений о постмодернистском обществе, так и для ежедневных забот и тревог реальной жизни. Кроме того, они имеют непосредственное влияние на общественную культуру.

Освещение в СМИ ежегодных Гей-игр, которые проводились в Нью-Йорке летом 1994-го, в 25-ю годовщину Стоунволлского восстания[59], дает представление о наименьшем общем знаменателе сегодняшних представлений о культуре. Это не просто спортивные соревнования среди представителей определенной группы. По идее, игры должны являть собой пример солидарности и гордости сообщества гомосексуалистов, закаленного участием в политической борьбе и поредевшего в борьбе со СПИДом. В материалах СМИ, освещавших спортивную и культурную программу игр, гомосексуальность преподносится как принадлежность к некоему этносу со своими корнями и традициями. Она также преподносится как стиль жизни, со своими формами развлечения и потребительскими предпочтениями. Стиль жизни, в свою очередь, неизбежно связывается с маркетингом, поскольку постоянно муссируется тот факт, что большинство одиноких гомосексуалистов в США зарабатывают больше, чем средняя американская семья. Неудивительно, что Гей-игры привлекают крупнейших корпоративных спонсоров (производителей товаров широкого потребления), выпускают футболки и прочую памятную сувенирную продукцию и превозносятся за вклад в туристическую экономику города. Ведущие издания освещали игры скорее как событие культурной жизни, нежели спортивной или политической.

Культура, вероятно, – это то, что у городов «получается» лучше всего. Но какая культура и какие города? Культуры городов, безусловно, включают в себя этничность, различные стили жизни и образы, если принять во внимание высокую концентрацию всевозможных меньшинств, доступность и разнообразие потребительских товаров и распространение стиля через СМИ. Города являются центрами культурной индустрии, где художники, дизайнеры, артисты производят и продают плоды своего творчества. Города также являются галереей визуальных образов, формирующих язык общественной культуры. Их ландшафт и язык улиц – это вызов одних и ответ других социальных групп, это поясняющие время символы. Города отождествляются с культурой еще и потому, что в них так отчетливо прослеживается созданное человеком ощущение места и навязанная человеку борьба с масштабом. Разве все это не предполагает, что культура на самом деле и есть общий язык? Что многослойные и расходящиеся культуры города создают единую всеобъемлющую идентичность – общественную культуру горожан?

Это было похоже на правду в начале XX века, когда этническая, классовая и сексуальная культуры существовали в отдельных пространствах. Частные пространства в условиях господства людей с белой кожей англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания, повышенной социальной мобильности и развития рабочего движения создавали впечатление общей общественной культуры. Сегодня сложно даже представить такое единство, несмотря на всепроникающий антидискриминационный дискурс и предъявление многими группами своих прав на общественные пространства. Хронический бюджетный кризис настолько ослабил общественные институты и людей, которые в них работают, что чувство долга сузилось у них до необходимости сохранить собственные рабочие места. У групп, заседающих в подобных представительских учреждениях – от городских советов до комитетов образования, – настолько разные цели и задачи, что это ведет к застою и отсутствию доверия. Социальные практики общественной культуры представляются устаревшими по причине принадлежности к «временам модернизма», наряду с непререкаемым господством центра города и пренебрежением классовыми и этническими культурами. Само понятие общественной культуры кажется устаревшим, поскольку для нее необходимо выйти за пределы частных интересов; общественную культуру сменили новые правила приватизации, глобализации и этнической изоляции. Если каждая культура способна устанавливать собственные правила – которые и будут считаться основными среди ее потребителей, – то нет смысла и думать о стоящей над всеми общей культуре.