Культуры городов - [103]

Шрифт
Интервал

Биение жизни и терпимость, которую мы ощущали на улицах, снова чувствуются на уличных рынках и у прилавков на тротуарах, чьи экзотические товары и нездешние продавцы напоминают об иммигрантах-лоточниках былых времен и о рынках под открытым небом, которые были закрыты властями и исчезли в 1930—1950-х, еще до начала наших детских воспоминаний. Уличные торговцы и по сей день угрожают благосостоянию владельцев магазинов и портят вид торговой улицы, одним своим появлением снижая уровень до деклассированного. Повышение общего уровня, на которое горячо надеются все местные торговые ассоциации и от которого мы как представители среднего класса только выигрываем, является еще одной формой «лишения».

Несмотря на экономический кризис 1990-х годов, способствовавший процветанию дисконтных торговых центров, есть предприниматели и покупатели, предпочитающие «высокую» торговую культуру. При этом, как в голливудских фильмах 1920—1930-х годов, картины буржуазной культуры центральных районов не подразумевают реалий этнических торговых улиц, хотя многие ведущие универмаги были основаны иммигрантами, которые разрабатывали и устанавливали эталоны обслуживания. Похожим образом местные торговые улицы часто становились средством репрезентации и воспроизводства определенной этнической или социальной группы. До 1970-х годов торговые улицы центра и окраинных районов заметно различались: центр все еще представлял собой ландшафт власти, 11-я улица – народную стихию. Состав обеих складывался из разного набора корпоративных и этнических продуктов, разного соотношения и взаимопроникновения улицы и интерьера, различной иерархии глобального и локального в космополитичном центре и приживания пересаженных в почву 11-й улицы корней. Это было еще до того, как деликатесные лавки на окраинах открыли для себя сыр бри.

И до того, как расовый баланс во многих центральных и окраинных торговых улицах сместился отнюдь не в сторону белых американцев. В 1920—1950-х годах, десятилетии, когда центральные универмаги достигли пика своей грандиозности, произошло массовое перемещение белых в пригороды, а черных – в центральные районы городов. Упадок господствовавшей покупательской культуры после 1960-х годов стал проявлением фрагментации господствующей общественной культуры. С 1970-х годов понятие «выше среднего» стало означать больше, чем просто покупательскую культуру, где деньги решают все. Оно стало обозначать определенный вид общественной культуры, важными составляющими которой являются: расовый баланс, при котором у каждой группы свое место; общественное пространство, которое нередко патрулируют охранники в форме; приглушение этнических красок как путем эстетизации, так и через фирменные стили корпораций. В повышении среднего уровня торговых пространств проглядывает образ города для среднего класса.

Отчасти эти изменения происходят в центральных районах, когда пространства базара отвоевываются БИРРами и корпоративными стратегиями развития; отчасти – на окраинах и даже в пригородах, где иммигранты и американцы по рождению борются за этническую идентификацию торговых улиц. Утверждать, будто новые формы торговли в городе возникли как реакция на повсеместные процессы глобализации, означало бы слишком упрощенно понимать сам феномен торговых улиц. Напротив, иммиграция и экономический спад, а также постепенная адаптация к новому использованию зданий, предназначавшихся для розничной торговли, возродили такие древние формы, как уличная торговля и блошиные рынки, еще четче обозначив при этом необходимость экономического оживления центральных районов. При том что за это оживление высказываются многие слои, что оно означает, до конца непонятно. Относительно прав на уличное пространство по-прежнему нет консенсуса, напротив – противоречия вокруг того, какие товары продавать и как эстетические критерии уличного оформления могут влиять на существующие формы идентичности и общественной культуры, лишь усиливаются.

Близость различных этнических групп, их способность занимать одни и те же пространства в одно и то же время придают остроты процессу этнической адаптации в рамках торговых культур. Обосновавшиеся в черных районах корейские владельцы магазинов воспринимаются там как часть «белого» этноса. Афроамериканские уличные торговцы вбирают в себя и выходцев с Карибских островов, и представителей африканской диаспоры. Подобным образом резкое сокращение физического расстояния между социальными классами требует от некоторых групп – объединений коммерсантов, городского правительства, менеджмента мини-моллов – установления конкретных, ограничительных правил использования торговых пространств. Таким образом, в рамках торговых культур происходит пересмотр социального договора между классами относительно места в общественном пространстве.

Вне зависимости от этих структурных процессов, понять устройство торговой улицы, не ознакомившись с местной историей, невозможно. Оглядываемся ли мы назад – на исторически сложившийся недостаток инвестиций в Гарлем, смотрим ли вперед – на формирование нового элитного образа Бруклина, мы видим, что торговая улица является важной частью непрерывной городской истории. Вне зависимости от разнообразия покупателей или изменений, которые торговые улицы претерпевают с течением времени, они определяют как различия, так и общие черты, а также тенденцию к сближению или антагонизму с Другим, будь они обусловлены полом, этнической или классовой принадлежностью.


Рекомендуем почитать
Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Краткая история пьянства от каменного века до наших дней. Что, где, когда и по какому поводу

История нашего вида сложилась бы совсем по другому, если бы не счастливая генетическая мутация, которая позволила нашим организмам расщеплять алкоголь. С тех пор человек не расстается с бутылкой — тысячелетиями выпивка дарила людям радость и утешение, помогала разговаривать с богами и создавать культуру. «Краткая история пьянства» — это история давнего романа Homo sapiens с алкоголем. В каждой эпохе — от каменного века до времен сухого закона — мы найдем ответы на конкретные вопросы: что пили? сколько? кто и в каком составе? А главное — зачем и по какому поводу? Попутно мы познакомимся с шаманами неолита, превратившими спиртное в канал общения с предками, поприсутствуем на пирах древних греков и римлян и выясним, чем настоящие салуны Дикого Запада отличались от голливудских. Это история человечества в его самом счастливом состоянии — навеселе.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Русская Православная Церковь в Среднем Поволжье на рубеже XIX–XX веков

Монография посвящена исследованию положения и деятельности Русской Православной Церкви в Среднем Поволжье в конце XIX – начале XX веков. Подробно рассмотрены структура епархиального управления, особенности социального положения приходского духовенства, система церковно-приходских попечительств и советов. Обозначены и проанализированы основные направления деятельности Церкви в указанный период – политическое, экономическое, просветительское, культурное.Данная работа предназначена для студентов, аспирантов, преподавателей высших учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся отечественной историей и историей Церкви.2-е издание, переработанное и дополненное.


Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.


Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.


Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.


Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.