Культурный код - [47]

Шрифт
Интервал

8. Всего и побольше: культурные коды еды и алкоголя

Когда я впервые попал в Америку, помимо всего прочего меня очень удивила система общественного питания «съешь, сколько сможешь». Во Франции я такого не встречал, да и в Европе тоже. Но в Штатах — в какой бы город я ни приехал, везде попадались вывески многочисленных ресторанчиков. «Съешь, сколько сможешь. $ 9.99» (в 1970-е гг. цены были ниже, чем сейчас, но смысл понятен). Меня это озадачивало. Главное впечатление от американского общепита заключалось в том, что еды там всегда подавали гораздо больше, чем человек в состоянии съесть. К чему же тогда этот маркетинговый ход. предлагающий людям съесть, сколько они смогут? Еще в большее смятение я пришел, когда посетил такой шведский стол по-американски. Люди нагружали на тарелки немыслимое количество разных блюд, одновременно торопливо съедали их и спешили к буфету с едой снова.

Почему предложение наесться до отвала за $9.99 вызывает у людей нездоровый ажиотаж?

Почему системы быстрого питания в Америке были, есть и будут? Почему «пойти куда-нибудь напиться» — здесь поведенческая норма, в то время как в Европе — исключение?

Как обычно, все дело в кодах.


Надо подзаправиться


Прием пищи в Америке совершенно не похож на аналогичную процедуру во Франции. Американец хочет чтобы еда была как можно скорее, даже если он пришел в изысканный ресторан. Французы же, наоборот ввели в обиход понятие «слоуфуд». Даже если вам могут приготовить блюдо быстро, этого делать не станут, поскольку уверены, что важно сначала настроиться на прием пищи и предвкушать то, что вам предстоит отведать. В Америке мы накладываем разные блюда в одну тарелку — мясо, рыбу, овощи, гарнир, иногда даже фрукты и сыр, поскольку это самый эффективный способ сервировки. Во Франции же эти продукты подаются на отдельной посуде, чтобы ароматы не смешивались и чтобы гость мог оценить качество при готовления каждого блюда. Американцы хотят всего и помногу и считают своим долгом съесть все, что предлагается до последней крошки. Порции, подаваемые во французских заведениях, значительно меньше, при этом считается неприличным если под конец застолья ваш бокал и тарелка со вершенно пусты. Поев американец скажет: «Наелся под завязку!», а француз «Это было восхитительно».

Многие черты американского быта можно объяснить нашим происхождением. Будучи богатейшей страной в мире, как уже говорилось ранее, в глубине души мы считаем себя бедняками. Мы начинаем с нуля, трудимся, чтобы достичь благосостояния, и даже если достигаем успеха, привычки голодного босяка никуда не уходят. Беднота во всем мире ведет себя по отношению к еде одинаково — ешь пока дают, ведь неизвестно когда в следующий раз представится такая возможность. Это напоминает повадки льва в джунглях: выследив добычу он съедает «львиную долю», так как иначе это сделают за него другие, а удастся ли ему завтра найти себе жертву — неизвестно. В соответствии с этой же логикой мы съедаем все, что можно, и успокаиваемся лишь тогда, когда сметаем все подчистую. Если кто то ест очень много, мы иногда говорим «Ну будто про запас». Так оно и есть на самом деле. Срабатывает бессознательное стремление запасти как можно больше на черный день (хотя вероятность наступления такого дня ничтожно мала).

Американцы обедающие по системе «съешь, сколько сможешь» — поистине захватывающее зрелище. В таких ресторанах выбор еды огромен и на протяжении нескольких часов весь ассортимент поддерживается в постоянном доступе. Но посетители наваливают себе горы всего одновременно и второпях едят, прицеливаясь на следующий заход. В такие минуты наше простое происхождение и стремление к изобилию работают в коалиции. Глубинный инстинкт и туманность перспективы нашептывают нам, что нужно поесть впрок, пока дают. Умом-то мы понимаем что еда никуда не денется, но рептильный отдел мозга рисковать не хочет. И, как обычно, в этом споре между разными отделами нашего мозга побеждает рептильный.

Хотя другие культуры тоже проходили через нужду и голод, многие из них испытывают культурные влияния, сдерживающие жажду «заправиться под завязку». В итальянской культуре, например, сильны идеалы аристократии. Аристократ никогда не станет обжираться за шведским столом и не будет носиться туда-сюда во время еды. Аристократ смакует каждый кусочек, наслаждаясь ароматом и консистенцией. Такой подход проявляется на всех уровнях итальянского общества. Независимо от происхождения в еде итальянец проявляет утонченность вкуса и считает, что, усиленно налегая на пищу, невозможно по-настоящему распробовать ее вкус. В Италии комплексный обед — чрезвычайная редкость.

На лимбическом уровне американцы напрямую связывают еду с любовью. Ясно, что такое восприятие восходит к самым ранним воспоминаниям о том, как нас кормит мама. Во время еды мы чувствует заботу матери и защищенность. Конечно, не всю жизнь нас кормят с ложечки (хотя и при виде взрослого чада мама непременно осведомится, не хотим ли мы поесть), однако чувство удовлетворения, связанное с едой, остается. Для американца еда — это «безопасный секс». При нашем бессознательном отношении к сексу как к насилию, пища — это единственное, чему мы беспрепятственно позволяем проникать в наше тело для получения удовольствия. Может быть, поэтому столь многие из нас едят так часто и так невоздержанно.


Рекомендуем почитать
Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.