Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций - [92]

Без наследия прошлого общество теряет историю и обрекает себя на бесцельное и бездыханное скольжение во времени. Цивилизация в своем стремлении достичь высот лишает себя корней. Само мегаполисное пространство своей цивилизационной насыщенностью отрывает человека от природы, семьи и предков, национальных корней и традиций, ориентирует в русло потребкульта. «В основе традиции — связь с вечностью <...> а разрушение традиции есть, напротив, отрыв временного от вечного»[170]. «Благодаря тому, что мы усваиваем прошлый опыт, ориентируясь на будущее, аутентичная современность сохраняется как почка, где продолжаются традиции и, главное, берут начало инновации, — одно невозможно без другого, и то и другое сливаются в объективность связи, характеризующей действенную историю»[171].

Но что следует считать «своими» традициями и как стоит относиться к заимствованиям? Русские философы давно твердят об особом пути развития России, об особом пути русского народа. Кто-то указывает на коллективизм русской психологии, хотя в реальности подтверждение идеи о взаимопомощи и любви к ближнему своему (по крови) не находится. Народам Кавказа, например, где каждый считает каждого братом, не чужда общинность, сплоченность и вытекающая отсюда взаимопомощь, чего особенно не хватает русским; хотя мы, равнодушно относясь друг к другу, всегда помогали выжить и подняться цивилизационно и культурно тем этносам, которые когда-либо проживали на территории России. Кто-то пишет о свободомыслии русского, что явно не соотносится со многими годами, проведенными в условиях освобождения от свободы, в ситуации искусственной коллективизации и конформизации; чтобы далеко не ходить за примерами, достаточно посмотреть на опыт прежде всего сталинского периода, когда равенство прав обернулось бесправием равенства. Кто-то настаивает на православной сущности русского сознания, забывая о том, что христианская (и православная) апологетика родилась совсем не на территории Руси, а была насаждена русскому народу агрессивными методами, насиловавшими национальную душу. Добавим, что, помимо христианизации, в нашей истории были еще три глубоких переломных момента, в результате которых произошло кардинальное, а потому далеко не безобидное отрицание прошлого. Это петровские реформы, революция 1917 г. и перестройка.

В петровских реформах была выражена искусственность и «ненашесть» создаваемых общественных структур, хоть Петр много сделал для расширения российской империи, усиления военной мощи России и ее геополитического значения. При разрушении прежних, традиционных структур бытия происходили социокультурные трансформации, основанные на некритичном заимствовании западных стандартов. В революционные годы происходила тотальная деконструкция царской формы жизнеустройства, прежний тип повседневности представлялся в качестве барьера для строительства желаемого социалистического мира, поэтому в каждом человеке будили чувство личного вклада в это строительство, а общество мобилизовывали для осуществления глобального проекта нового мира. Новая идеология и созданный на ее основе быт не находили преемственности со старыми формами жизнеустройства, не перенимали их опыт, так как изначально противопоставлялись им, отрицали дореволюционность. Во время перестройки произошла делегитимация советского жизнеустройства в целом — философии жизни и форм повседневности. Возникли новые — западноцентрированные — ценности, связанные с индивидуализацией, деколлективизацией, опорой на личные инициативы, нормализацией социально-экономического неравенства и т. д. Но даже весь совокупный исторический опыт человечества не даст ни нам, ни любой другой национальной культуре готовый рецепт, поэтому некритичное заимствование всегда деструктивно, особенно если оно происходит резко, революционно, легким и размашистым росчерком пера перечеркивает ценности уже достигнутого, десакрализирует богатство прошлых времен. Преемственность через разрыв едва ли несет в себе конструктивизм. Она превращает историю в дискретные куски событийности.

Нет оснований для серьезного разговора о некоей постоянной субстанции как явления вечного и неизменного в душе народа, которая, давая отпор любым воздействиям, целостно преодолевает историческое время. Национальный характер в процессе времени меняется; сегодня одни качества выступают социально преобладающими, а завтра — другие. Ведь постсоветский человек во многом отличен от своего советского предшественника, равно как так называемый homosoveticus отличается от человека царской эпохи. Может, именно поэтому — вследствие такой изменчивости — невозможно дать исчерпывающий ответ на вопрос «что такое национальный характер?», а потому и эмпирически подтвердить ту или иную концепцию «особого пути» русских. Реальность же указывает на то, что наша страна встает не на «особый путь», а, наоборот, на «унифицирующий путь». Посредством глобализаторских и потребительских тенденций душа русского человека (и не только русского) в общесоциальном смысле теряет какой бы то ни было потенциал разнокачественных проявлений и упрощается. Может быть, именно из-за отсутствия силы и яркой выраженности национального характера, который мог бы выступать фильтром для инокультурных инъекций, наше общество позволяет себе без особой придирчивости принимать те ценности и нормы, которые ему ранее не были присущи.