Культовый Питер - [48]
Второе огромное здание на этой же площади известно в наши дни как Дом радио. Жизнь многих из нас была связана с этим зданием — там можно было заработать. Типичная пышная эклектика эта была воздвигнута в 1912 году архитекторами братьями Колякиными для Благородного собрания. Но, как вы сами понимаете, статус этот сохранялся недолго: совсем другие люди пришли. Но это дому повезло: всегда в нем теплилось какое-то важное дело, серьезные люди делали что-то уникальное. В 1918 году здесь был открыт Дворец пролетарской культуры, где театральный отдел возглавлял знаменитый режиссер Мгебров. В 1930 тут открылся «Межрабпомфильм», начавший наше кино и вскоре ставший «Ленфильмом», породившим «Чапаева». Во время блокады дом этот стоял как утес. Многих измученных ленинградцев только радио, звучавшее в холодных и голодных домах, приводило в сознание. Если радио молчало, из черных тарелок репродуктора стучал метроном, и его ритм помогал людям двигаться.
В пятидесятые годы на радио кормились многие: нищие журналисты, артисты, писатели делали тут потрясающие радиопостановки. В дни выплат тут стояла длинная, но веселая очередь — все заранее уже сбивались в компании и договаривались — где и что. Если по-быстрому — шли в подвальчик на Невском возле Садовой. Царил там великий комик Сергей Филиппов, с великолепным его носом и пронзительным голосом: он был центром, все старались пробиться и чокнуться с ним. Как сказано у Маршака: «Каких людей я только знал! В них столько страсти было!»
И дальше Итальянская улица вся сплошь стоит на искусстве. Недалеко от Дома радио древнее, обшарпанное бело-голубое здание самого настоящего, а не поддельного барокко, построенное самим Чевакинским. Этому зданию как-то не повезло, выглядит оно здесь неуместно и всегда обтрепанно, как впавшая в нищенство представительница знатного рода, несколько взбалмошно и неопрятно одетая, среди юных насмешливых принцесс. Барочный дом должен стоять в одиночку! Сейчас тут почему-то размещается «Музей гигиены».
Зато сразу несколько домов, построенных Росси или по его эскизам, делают улицу благородной и респектабельной. В одном из этих домов, помнится, был пищевой технологический техникум, где однажды выступали мы с Александром Городницким — он пел, а я читал короткие рассказы. После выступления нас угостили, но как-то странно: сперва накормили пирожными, а потом дали борщ. Видно, испытывали на нас какие-то новые пищевые технологии.
И тут мы выходим на великолепную площадь Искусств. Здесь стоит лучший в мире памятник Пушкину, созданный Аникушиным, — и в советские времена создавали шедевры! За спиной Пушкина виден сквозь решетку Михайловский замок, он же Русский музей. С ним тоже у нас связано много волнений. Довелось ему быть жертвой разных идеологий, и пришлось ему скрывать шедевры, которые так жаждало видеть человечество. Помню, еще в детстве мы испуганно глядели сквозь узкую щель в заборе на запрещенный громоздкий памятник Александру III на мощном битюге. Творение Паоло Трубецкого от нас скрывали. И долго еще там от нас что-то прятали, и всегда страстные взгляды прогрессивной общественности были устремлены к запасникам музея. Уже можно было туда проникнуть по большой протекции, и было шикарно сказать в изысканной компании: «Да! Лучшее, увы, пылится в запасниках». То есть — только для особых, уважаемых и со связями. Лично я оказался в запасниках где-то уже в девяностые, с бывшим родственником, «мужем сестры мужа сестры», работником Идеологического отдела ЦК КПСС, который, создавая запреты, сам с упоением их нарушал и делился этой радостью с близкими.
Помню, я там увидал «Пир победителей», страшную картину Павла Филонова. Картина меня потрясла, хотя я бы не сказал, что это самое лучшее в русском искусстве, которое в этом музее представлено роскошно. Мой родственник, помнится, упивался своей ролью тайного либерала, тряс ладонями в сторону номенклатурных полотен Шилова и говорил капризно: «Умоляю, уберите это отсюда!» — хотя, наверное, сам «это» сюда и прислал. Любит русский человек покуражиться!
Другое важное в нашей — и не только в нашей — жизни заведение строгое здание филармонии, бывшего Дворянского собрания, — через площадь от Русского музея. Здесь в 1942 году дирижер Элиасберг в разгар блокады дирижировал Седьмой симфонией Шостаковича, выражающей суть того, что тогда происходило, — вражеского нашествия и нашего сопротивления.
И в наши годы это здание много значило для всех нас. Из пыли и суеты можно всегда прийти сюда, в строгий зал с мраморными колоннами, и вместе с прекрасной музыкой — подняться. И понять, что совершенство существует и ты должен соответствовать ему. Лучше всего об этом написал Александр Кушнер: «...Неуловима и бессмертна, не уменьшаясь от смертей, толпа расходится с концерта. И ты здесь проходил не раз, читая красные афиши — теперь ты видишь, мир без нас еще прекрасней стал и тише. Лишь запоздалый грузовик, как легкий ангел, без усилья, по лужам мчится напрямик, подняв серебряные крылья».
