Культовый Питер - [43]
Но голос Достоевского не пропал. Его романы читали все, ими восхищались. И до сих пор он самый читаемый в мире русский автор. «Учебниками жизни» для всех стали именно его книги.
Теперь все вокруг подчинено его имени. Между двумя его квартирами отделан на Владимирском высокий дом в стиле модерн — там великолепный отель «Достоевский». Можно назвать десятки великих имен, которые невозможно представить на вывеске. Странно, но почему-то Достоевскому это сходит с рук, не вызывает шока. Он единственный писатель, которому возле его дома поставлены два совершенно разных памятника. Официальный, так сказать, памятник у метро — там все как предписано учебниками: страдальческая сутулость, скорбная великая мысль на челе. Несколько иной памятник в подвальчике, популярном арт-кафе «Достоевский» у подножия отеля. Здесь он, бронзовый, сидит возле раздевалки, и девушки (сюда ходят исключительно интеллектуалки) любят фотографироваться у него на коленях, и темная бронза там отполирована и сияет золотом. Интересно, какой памятник понравился бы ему?
Кончается эта ремесленная слобода, состоящая из Ямских, Гончарных и Тележных, тем, чем кончается все — кладбищем. Знаменитым кладбищем Александро-Невской лавры.
Когда Достоевского несли туда, весь Невский был запружен народом.
Садовая улица
От царей до бомжей — так иногда характеризуют Садовую улицу. Начинаясь в парадной части города, у Летнего сада и Марсова поля, она в начале своем «омывает» Михайловский замок, последнее пристанище загадочного императора Павла I. Построен он там, где Мойка вытекает из Фонтанки. По преданию, часовому, охраняющему Павла, ночью явился архангел Михаил и приказал построить на этом месте дворец в его честь, украсив фасад словами из Священного Писания: «Дому твоему подобает святыня в долготу дней». И новый дворец был построен архитектором Бренна, знающим романтические вкусы Павла, в духе старинного рыцарского замка. Павел здесь прожил недолго и вскоре был убит гвардейцами-заговорщиками, недовольными его правлением, в частности, армейскими реформами на прусский манер. Павел задумал многое, в том числе старался облегчить участь солдат, боролся со своеволием офицеров — но кончилось это печально. Заговорщики, войдя ночью к нему в опочивальню, проломили ему голову табакеркой и задушили его.
После этого здесь было Михайловское инженерное училище, где, в частности, учились братья Достоевские. Призрак Павла не раз видели в темных коридорах замка. Не исключено, что это были забавы кадетов-михайловцев, но мистический ореол замка существует по сей день.
Пройдя вдоль ограды Михайловского замка, Садовая пересекает Невский у Публичной библиотеки и Гостиного двора и идет дальше. В этой части Садовой здания еще вполне величественны. В глубине усадьбы, за чугунными решетками, красуется Пажеский корпус, выстроенный Растрелли, в котором ныне место пажей заняли суворовцы, продолжая старинное дело служения Отечеству. Почти так же красива и величественна усадьба Ассигнационного банка, выстроенная Кваренги. Тянущийся галереей вдоль правой стороны Садовой Гостиный двор, ставший сейчас местом пребывания высокой моды, после маленькой поперечной улицы сменяется Апраксиным двором, идущим вдоль левой стороны улицы такой же галереей. Но суть торговли тут меняется. Апраксин — это торжище дешевки, поддельных дубленок и джинсов. Судя по их качеству, шьются они где-то в невыносимых условиях — может быть, в мятежной Чечне под огнем федералов? Глядя на весьма напористых, даже агрессивных черноусых продавцов, приходишь к такому же выводу. Но если вас привлекает дух риска, азарта, быстрой выгоды, которым завлекают тут многочисленные лохотронщики, если вам хочется взбодрить кровь, то иногда заходить сюда стоит. Дальше дух удалой торговли захватывает Садовую полностью, особенно на подходе к Сенной. Рядами вдоль тротуаров стоят солидные женщины, похожие на учительниц, и предлагают совсем новые кофточки, вывезенные в основном из Белоруссии, где все стоит дешевле.
Сенная, «чрево города», по случаю строительства второй станции метро долго была захламлена. Торговля всяким хламом, преимущественно слесарным, велась с ящиков и даже газеток. Теперь площадь прекрасно реставрирована под старину, установлены павильоны, чугунные скамейки. Хотя сизолицые обитатели Сенной, подрабатывающие тут погрузкой и подноской, часто оккупируют эти скамейки и после пиршества на них засыпают. Собственно, отсюда их уже некуда гнать. Сенная всегда считалась местом обитания обездоленных и обиженных. Здесь в прежние времена были знаменитые «вяземские казармы», последний приют опустившихся людей. «Вчерашний день, часу в шестом, я вышел на Сенную. Там били женщину кнутом, крестьянку молодую. Ни стона из ее груди — лишь бич свистел, играя. И Музе я сказал: Гляди! Сестра твоя родная!» Слова Некрасова.
Есть и менее романтические стихи про эти места: «Не ходи в Апраксин двор, там вокруг на воре вор. Отправляйся на Сенную, там обвесят и надуют». Несмотря на абсолютную правдивость этих строк, меня на Сенную неудержимо тянет. Глянцевая, зализанная жизнь, которая все более распространяется по городу, никакой вовсе жизнью не является, а настоящая жизнь здесь — хоть и грешная, но трогательная. Бедные старушки продают тут за бесценок свою утварь, и какая-нибудь надтреснутая чашка говорит сердцу и уму много больше, чем новые, но мертвые сервизы в дорогих магазинах центра.
