Культ некомпетентности - [15]

. На самом деле надо, чтобы закон распространялся решительно на все области жизни. Значит, если демократию считать одной из форм правления, режим, при котором всё решают декреты, не является собственно демократическим, ведь декрет не универсален».

Различие между вековым законом и законом, вызванным случайными обстоятельствами, между законом — частью единого свода и декретом, между законом, созданным навсегда, и законом сиюминутным, тираническим по существу — это различие, если хорошенько разобраться, отражает разницу между античным обществом и обществом современным. Когда в древние времена говорили о законе, то подразумевали совсем не то, что сейчас, отсюда множество недоразумений. В наши дни закон есть выражение народной воли в определенный исторический период, например в 1910 году. В древности же выражение народной воли в такой-то период, например в год второй 73-й Олимпиады, соответствовало, скорее, декрету, а не закону. Закон — это один из пунктов свода законов Солона, Ликурга или Харонда. Всякий раз, когда в политической жизни Греции или Рима заходила речь о государстве, управляемом законами, надо было понимать буквально следующее: государство живет по законам, существующим неизменно спокон веков. Это придает истинный смысл знаменитому прославлению законов в «Федоне», которое выглядело бы странным, понимай греки под законами то, что мы подразумеваем под этим словом сегодня. Закон есть выражение воли народа? Но почему тогда надо было уважать закон Сократу, который презирал народ и всю жизнь, даже на самом судебном процессе насмехался над ним? Это было бы нелепо. Однако законы — это не декреты, которые народ сочинил при жизни Сократа, законы хранили город со времени его зарождения, они суть древние божества.

Они могут привести к ошибке, и Сократа приговорят к смерти, но они уважаемы, почитаемы и нерушимы, они хранили город века и века, хранили самого Сократа до того, как ими злоупотребили ему во вред.

Следовательно, «республика», если принять терминологию Аристотеля, — это когда народ подчиняется законам, причем законам, созданным предками. Но тогда это аристократическая форма правления, так как подчиняются не просто тем, кто представляет собой традиции предков, то есть людям благородного происхождения, но самим предкам, подчиняются идеям, которые те вложили в свод законов, коим уже пять веков. Это еще аристократичнее, чем когда подчиняются аристократам. Аристократы всегда наполовину принадлежат традиции, наполовину — своему времени. А закону четыреста лет, и этим всё сказано. Подчиняться закону, с точки зрения древних, — это подчиняться не Сципиону, которого я могу встретить на улице, а прадеду его пращура. Ультрааристократизм! Самый настоящий! Закон аристократичен, декрет, принятый по случаю, демократичен. Поэтому Монтескьё всегда говорит о монархии, сдерживаемой, обуздываемой, но и подпираемой законами. Что бы это могло значить для его времени, когда воля народа никак себя не выражала и когда монархия, следовательно, не сдерживалась выражавшими эту волю законами, когда законодательная власть сосредотачивалась в руках короля и одерживающее начало вообще отсутствовало, так как монархия составляла законы сама и имела право их отменять и переделывать? Так что бы это значило? А то, что под «законом» Монтескьё, по примеру античных авторов, подразумевал старые законы, составленные прежде появления на свет современного ему режима, законы монархий древнего мира (Монтескьё называет их фундаментальными), которые ограничивают, должны ограничивать современную ему монархию, без чего эта последняя непременно выродилась бы в деспотизм или демократию. Закон по природе аристократичен. Благодаря ему правители управляют подданными, а ими самими управляют их уже почившие предки. Сущность аристократического строя как раз в том, что управляют ныне живущими те, кто жил раньше и предвидел проблемы, с которыми столкнутся их потомки. Собственно аристократия — это аристократия по плоти, закон аристократичен по духу. Аристократия, по сути, представляет древних, их традиции, наследство, наставления, передающийся из поколения в поколение опыт древних, она также преемница их физиологических особенностей, темперамента, характера. Закон не представляет мертвых, он их воплощает, являет собой их запечатленную на бумаге мысль, которая осталась неизменной, а если изменилась, то незначительным образом.

Аристократический строй и аристократический дух сохраняет государство, в котором аристократы составляют верхний эшелон власти, обновляемый осторожно, осмотрительно и бережно. Еще более аристократичным является государство, которое почтительно сберегает старое законодательство, подновляя его осторожно, осмотрительно и бережно, так что в новых законах дух современности сочетается с духом древности. Homines novi, novae res[4]. Homo novus означает человека без роду без племени, такого человека для его же пользы следует соединить с людьми, сохранившими связь с предками. Novae res означает то, что не имело прецедента, и еще революцию. Novae res нужно вводить частями, незаметно, постепенно, сохраняя приоритет старины, так же как и «людей новых» вводить в общество людей старого закала. Аристократия аристократична, но закон еще более аристократичен. Вот почему демократия — естественный враг законов и мирится только с декретами.