Кулинарное путешествие по югу России: Таганрог. Истории и рецепты - [28]
К счастью, у родителей и меня одна группа крови, поэтому меня спасли переливаниями. Но осадочек у всех остался, и всю остальную жизнь домашние носились со мною как с фарфоровой куклой.
Дело было в середине 1960-х годов, в провинциальном Таганроге. Тогда еще действовал драконовский закон, позволяющий женщине оставаться с младенцем только два месяца после родов. И я оказалась целиком и полностью в распоряжении бабушки.
Как адептка свежего питания, она не ленилась возить меня на кормежку маме на завод «Красный котельщик», где та работала в группе первых инженеров ЭВМ.
Трамвай № 3 неспешно привозил ее с кульком-мной прямо к проходной, а там была специальная комнатка для кормления. Дважды в день меня возили, а потом перешли на бутылочки. В Таганроге детей воспитывали жестко: уже в полгода давали попробовать борща!
Чуть подрастив, бабушка обрушила на меня всю мощь своего воспитания. С дочкой не получилось — мама родилась в 1939-м, потом война, работа, не до того, видимо, было. А тут такой шанс.
В результате в три года я читала, в четыре писала ей записки, учила французский и ела за столом ножом и вилкой. Попутно толика хороших манер досталась и моему соседу Кольке Шпееру, годом младше меня.
Я как-то писала о том, как жители нашего дома спасли в войну детей семьи Шпеер, сохранив их в подвале дома, всех четверых. Колька был сыном младшего из детей Марии Григорьевны Шпеер и моим другом с рождения.
В нашем дворе по Чехова, 55, детей было мало. Я, Колька и чуть позже приехала Ленка Пирогова. Спасал соседний пятьдесят третий. Там было еще человек пять. В целом мы составляли неплохую команду.
Если бабушка собиралась со мной на пляж, по умолчанию с нами шел Колька, а порой и еще пара-тройка других детей, кто был не в саду. Позже мы виртуозно смывались от бабушки, и лет с семи уже самостоятельно шныряли на пляж, всего-то через три квартала от нас.
Было мне года четыре, когда приятели родителей стали зудеть, что детке не хватает общественного воспитания и надо бы отдать в детсад. Мама сломала сопротивление бабушки и записала дочку в заводской садик, совсем рядом со своей работой.
Не помню первый день, но хорошо помню второй и последний. В обед пришла с инспекцией бабушка и увидела страшное. Я мыла руки в умывалке. Стоя босиком на кафельном полу.
Оставив за собой дымящиеся руины детсада, меня уволокли домой и больше никуда не отдавали. Заткнулись навсегда и родительские приятели. Уж не знаю, по какой причине. Бабушкино домашнее учение принесло плоды. Уже к пяти годам я была записана в две библиотеки. Того, что имелось дома, не хватало.
Только не представляйте нас паиньками. Хулиганили мы отчаянно. Было нам лет шесть, в лето перед школой, и мы с Наташкой Рожковой, моей будущей одноклассницей и медалисткой, придумали игру «адреналин-раша».
Недалеко от дома стоял корпус радиотехнического института. Перед ним лавочки. На лавочках сидели люди. У некоторых из них на головах были шляпы, кепки или хотя бы модные сомбреро. Нужно было за лавкой подкрасться к жертве, молниеносно содрать шапку и убежать. Выигрывал тот, кого не догоняли.
Случались накладки. Однажды прыткий студент в погоне за своей кепкой загнал меня в Наташкин двор. Я метнулась в дворовый сортир и заперлась, отчаянно голося. В этом дворе бабульки меня знали, а кепку в моих руках не увидели. Зато увидели парня, который гонится за шестилеткой и рвется в сортир за ней. Маньяк! Чуть его не затоптали тетки во дворе. А кепку я реально бросила в дырку.
Короче, к первому классу я была готова.
Жила я в центре Таганрога, и выбирать, теоретически, родители могли сразу из нескольких школ, куда отдать свою «прынцессу».
Осень на улицах Таганрога
Но на деле вариант был один — школа № 16, угол Ленина и Тургеневского. Там учились бабушка и мама. К тому же, свой последний класс набирала легенда Таганрога Глафира Михайловна Госсар (Царствие небесное, светлая память Учительнице). К ней ломились со всего города. Но меня, к счастью, взяли.
В школу я шла с радостью — все развлечение. Только бабушка честно предупреждала, что будет скучно. Ведь читать-писать я умела давно. Ха, она забыла о прописях!
С прописями связано пробуждение моих амбиций. У Глафиры Михайловны была разработана своя система поощрений. Какие-то блестящие цветочки на карточках, звездочки… Их выдавали за достижения и примерное поведение.
Долго, почти месяц, не доставалось мне вожделенной карточки. Но однажды мучения моей мамы увенчались успехом: я красиво написала урок в прописях.
Как сейчас помню голос Глафиры Михайловны: «Дети, наша Ланочка красиво написала прописи, я даю ей самую красивую карточку!» Я чуть не лопнула от гордости. Следующие два дня выедала мозг всей семье небывалым успехом.
А еще через несколько месяцев, зимой, я подралась с Петькой Толкачевым, здоровым и щекастым соседом по парте. Не помню повод для драки, помню результат — у меня фингал под глазом, у него рассечена бровь замком моего ранца.
Дома был фурор. «Ого!» — воскликнула мама. «Молодец, дочка», — похвалил папа. Бабушка неодобрительно промолчала. Никто в школу выяснять отношения не пошел, что характерно.
