Куликовская победа Димитрия Ивановича Донского - [13]

Очевидно, чрезвычайное напряжение, сделанное Северною Русью для борьбы с Мамаем, и понесенная ею большая потеря в людях сильно ее истощили. После Куликовского похода Русь нуждалась в отдыхе, притом порядок собирания и вооружения ратных сил требовал много времени, так как постоянного, или регулярного, войска на Руси тогда не существовало. Далее, между северными князьями при Тохтамышевом нашествии незаметно того единодушия и той ревности, какие они обнаружили в войне с Мамаем (конечно, тому способствовали также неожиданность и неприготовленность). Наконец, и сам Димитрий во время помянутого нашествия, по-видимому, действует уже не с тою решительностью и энергией, с какою он действовал два года тому назад. Ясно, что труды похода и усердное участие в Куликовском побоище, т. е. понесенные им раны и тяжкие ушибы, надломили его силы и здоровье и, без сомнения, сделали его недолговечным. После этого побоища он прожил только девять лет и скончался, не достигнув сорокалетнего возраста. Тем не менее Куликовская победа имеет великое значение в истории русского народа. Она произвела решительный перелом в отношениях Руси к ее диким завоевателям. Со времени Батыева погрома Русь впервые почувствовала свою силу, ободрилась и поняла, что окончательное свержение ига недалеко. Русский народ наглядно убедился в том, что его главная: сила должна заключаться в соединении его разрозненных частей, и неудержимо потянул к собирательнице Русской земли и победительнице татар, т. е. к Москве. А великие князья московские в лице Димитрия Ивановича покрылись таким ореолом славы, который совершенно затмил областных великих князей, так что всякое соперничество со стороны последних с Москвою сделалось после того невозможным. На Москву устремились взоры со всех концов Русской земли, от Москвы народ стал ожидать защиты против всех своих сильных врагов. Татары в свою очередь также почувствовали, что после Куликовской битвы они уже не страшны русским, что Москва сделалась очень сильна, а потому ханы если и прибегают к оружию, то стараются более действовать внезапными набегами, нежели открытою войною, для того чтобы получать дани с русских князей, и притом далеко не прежние дани, а гораздо уменьшенные. Оставалась, так сказать, одна тень татарского ига. Спустя ровно сто лет правнук Димитрия Донского Иван III уничтожил и самую тень. А внук Ивана III Иван Грозный покорил три татарские царства: Казанское, Астраханское и Сибирское. Из властителей татары сделались подвластными Руси. Начало такому обороту положено было на Куликовом поле.

Одним словом, нравственные последствия Куликовской победы были огромные. Ее великое значение выразилось и в том, что сказания о ней сделались любимейшим предметом народных воспоминаний и чтения грамотных русских людей. Ни одна битва древней России не пользовалась в потомстве такою громкою известностью, как Куликовская.

Примечания и объяснения

Источником для изображения данного события служат главным образом русские летописные своды. Именно Новгородский (так называемая Четвертая Новая летопись. П. С. Р. Л. Т. IV. То же и в первой Новгородской, но очень кратко), Софийский (прибавления к Первой Софийской летописи. П. С. Р. Л. Т. VI), Воскресенский (П.С.Р. Л.Т. VIII). В этих трех сводах повествование о «Побоище великого князя Димитрия Ивановича на Дону с Мамаем» представляет одну и ту же редакцию и разнится очень немногими незначительными вариантами. Далее, Никоновский свод. Он заключает наиболее подробное и обстоятельное изложение из всех сказаний о Куликовском походе. Между прочим, тут передаются путешествия Димитрия к Сергию Радонежскому, гадание на Куликовом поле, благочестивые видения, единоборство Пересвета, действие Засадного полка, нахождение Димитрия под срубленным деревом, обратный поход и встречи. Этих эпизодов совсем нет в предыдущих сводах.

Поведание и сказание о побоище великого князя Димитрия Ивановича Донского, изданное Снегиревым в Русском историческом сборнике Московского общества истории и древностей. Т. III. 1838. По своему содержанию и подробностям оно очень близко к рассказу Никоновской летописи, отличается же от нее главным образом по языку, который иногда переходит в пиитический склад и отзывается некоторым подражанием «Слову о полку Игореве». Это сказание сохранилось во многих списках, которые заключают много вариантов, а также разнствуют между собою некоторыми вставками и пропусками. Судя по одному из списков, сочинителем его считался какой-то Софоний Рязанец (вероятно, выходец из Рязанской области в Москву). Некоторые анахронизмы, например Ольгерд, поставленный вместо Ягайла, или явные прибавки, например участие новогородцев в Куликовской битве, ясно указывают на позднейшие переделки и неточную переписку первоначального текста в Сказании.

Слово о великом князе Димитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, яко победили супостата своего царя Мамая (так называемая Задонщина). Оно найдено в одном старинном сборнике Ундольским и издано с предисловием Беляева во Временнике того же Общества истории и древностей. Кн. XIV. М., 1852. (Кроме того, издано Срезневским в Извест. 2-го отд. Акад. наук. Т. VI. Вып. V и архимандритом Варлаамом в Учен. зап. того же отд. У.) Это Слово не заключает, собственно, никаких подробностей о походе и самой битве; оно представляет несколько поэтических картин, явно составленных по образцу «Слова о полку Игореве». Например, плач Евдокии и боярских жен на Москве есть подражание плачу Ярославны в Путивле, а изображение Димитрия Ивановича и Владимира Андреевича во время битвы напоминает Игоря и его брата Буйтура Всеволода. Неизвестный автор Слова в начале своем прямо ссылается на Софония Рязанца, у которого он, по-видимому, и заимствовал содержание своего произведения.