Кулибин - [10]

Протокол подписали: директор Академии Владимир Орлов, профессора: Штелин[27], Альбрехт Эйлер за себя и за своего отца, знаменитого Леонарда Эйлера[28], Семен Котельников[29], Степан Румовский[30], Алексей Протасов[31].

К присяге тогда приводились все, которым предстояло работать в Академии. Кулибин подписал «Клятвенное обещание», начинавшееся так:

«Аз, нижеименованный, обещаюсь и клянусь всемогущим богом пред святым его евангелием в том, что хощу и должен ея императорскому величеству моей всемилостивейшей великой государыне императрице Екатерине Алексеевне, самодержице всероссийской, и ея императорского величества любезнейшему сыну государю цесаревичу и великому князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… О ущербе же ея величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатится, и всякую мне вверенную тайность крепко хранить буду…»

«Клятвенное обещание» с подписью Кулибина.

Так началась работа Ивана Петровича при Академии наук, продолжавшаяся тридцать лет.

IV Санкт-Петербургской Академии наук механик

Кулибин приехал в Петербург вскоре после того, как в Академии наук произошли важные перемены.

4 апреля 1765 года умер гениальный Ломоносов. Вершителем дел в Академии остался его враг, «советник канцелярии» Тауберт. Корыстолюбивый службист, интриган, случайный человек в ученом мире, зять и ставленник бездарного реакционера Шумахера, с которым так долго боролся Ломоносов, Тауберт в свое время тоже по мере сил отравлял дни великому русскому ученому, а после его смерти стал безраздельно властвовать в Академии. Но его погубило слишком уж наглое хищничество. Издание календарей Тауберт задумал сделать своим личным доходным предприятием. Он обворовывал архивы и был, наконец, уличен в этом. Его заставили дать отчет в денежных доходах от книжной лавки, а также сведения о расходах на библиотеку и кунсткамеру. После того как директором стал Орлов, назначили ревизию. Тауберт был привлечен к ответственности, и его вчерашние приверженцы отвернулись от него.

С 30 октября 1766 года, вместо Канцелярии, которою он ведал, учреждена была Комиссия из отца и сына Эйлеров, Лемана[32], Котельникова и Румовского. А весною 1767 года у Тауберта отняли все: кунсткамеру, библиотеку и его типографское дело. Вскоре он умер от апоплексического удара, не имея сил перенести крушение своей карьеры.

Увековечение памяти Л. Эйлера.

Сущность перемен, таким образом, сводилась к тому, что вместо Канцелярии, возглавляемой ставленником двора, не имевшим никакого отношения к науке, стала действовать Комиссия из самих академиков. Она ведала исключительно административно-хозяйственными делами. Во главе ее стояли директор Академии и трое ученых. В момент приезда Кулибина в Петербург этими учеными были: Штелин, Котельников и Румовский. Им-то (а также секретарю Протасову) и подчинялся Кулибин. Им он отдавал отчеты, с ними находился в постоянной деловой связи.

Ученые же собрания академиков назывались «конференциями» и рассматривали исключительно вопросы, связанные с наукой.

Действительными вершителями судеб Академии в петербургский период жизни Кулибина были директора. Сменялись они в такой последовательности: В. Г. Орлов (1766–1774), С. Г. Домашнев (1775–1782), княгиня Е. Р. Дашкова (1783–1796) и П. П. Бакунин (1796–1798).

Все это были люди, очень слабо разбиравшиеся в научных вопросах, но на определенный срок пользовавшиеся милостью при дворе.

В составе Академии были замечательные ученые, стремившиеся использовать науку в интересах общественного блага. Они были глубоко убеждены, что слова устава Академии об обязанности академиков работать «к пользе и славе государства» не могли оставаться пустым пожеланием. Они стремились провести в жизнь пункт устава, согласно которому, «когда из какого-нибудь департамента в государстве требовано будет от Академии Наук сочинение такого проекта, или решения, или известия в географии, в мореплавании, в ботанике, химии, изобретении машины, или что ни есть иное потребуется в Адмиралтейство, в полицию (здесь в смысле „администрация“. — Ред.), к заводам, рудным, соляным, к земледелию и прочая», то академики «должны в том трудиться и труд свой в канцелярии объявить».

В эти годы в Академии процветала математическая школа Леонарда Эйлера, подготовившего восемь выдающихся учеников, которые остались работать в Академии. Большая часть из них пользовалась почетной известностью. Они ревностно насаждали математические знания в нашей стране. Это были Котельников, Румовский, Крафт[33], Лексель[34], Иноходцев[35], Николай Фусс[36], Альбрехт Эйлер и другие. Русская математическая школа той поры считалась передовой в Европе. На высоком уровне стояли также физические и естественные науки. Только химия отставала: Ломоносов не имел достойных преемников. С практикой были теснее всего связаны естествоиспытатели и астрономы, отважно исследовавшие далекие окраины страны и производившие астрономические и метеорологические наблюдения в отдаленных местностях.