— Честно говоря, до того, как он начал рассказ, я сомневался.
— А сейчас? Вилков как-то замялся и не глядя на меня сказал:
— Не знаю…
Домой мы доехали быстро, как раз в начале второго. Вилков поднялся вместе со мной и не только отвел подозрения Люды в моем походе по маршруту «бар с мужиками — сауна с девками», но и выдал официальную версию о привлечении меня, как видного эксперта, к расследованию запутанного дела, в котором фигурировали черные археологи, промышлявшие контрабандной продажей археологических ценностей забугорным коллекционерам. Собственно, этой версии я придерживался и впоследствии на факультете. После того, как Вилков уехал, мне было рассказано о том, что она вся перенервничала, когда услышала про больницу, что эти черные археологи могут быть очень опасны, что она меня любит и чтобы я думал о ней и дочери. Я её успокаивал, сначала на кухне, потом… В общем, уснул я поздно, усталый и вымотанный.
* * *
На следующее утро я собрал дома кое-какие материалы по эпохе Екатерины и поехал на кафедру. Мне предстояло тщательно подготовиться к новой встрече с Вилковым и составить список вопросов для Кукушкина. Вилков заехал за мной в начале двенадцатого. По пути в республиканское УФСБ он сообщил мне, что в больнице и на месте, где был найден Кукушкин, уже работают москвичи. Нам предстояло проанализировать сделанную запись и выжать из нее максимум информации. За шесть часов, что я провел у Вилкова, мы неоднократно прослушали вчерашний разговор, нарисовали на карте примерный маршрут путешествия, подготовили подробный список вопросов и анализ всей имеющейся информации. Поскольку дело было крайне необычным и могло иметь различные последствия, я постарался выделить в записи какие-то неточности и противоречия, которые могли бы поставить под сомнение рассказ Кукушкина о пребывании в прошлом. Неточности в рассказе встречались, но они были или настолько незначительны, что их можно было объяснить либо особенностью памяти рассказчика, либо тем, что некоторые слова за два с лишним века устарели или изменили свое значение. Наконец работа была закончена. Вадим Викторович пообещал мне позвонить в понедельник. На вопрос о встрече с Кукушкиным мне было сказано, что сейчас с ним работают москвичи, но если будет разрешение начальства, то он сразу же пригласит меня. Я подписал материалы, после чего голодный и усталый отправился домой. Но встреча с Кукушкиным так и не состоялась. В понедельник Вилков сообщил мне, что Кукушкина отправили спецрейсом в Москву. Я удивился и напомнил, что врачи запретили его транспортировать, на что мне было сказано о том, что там, — палец майора указал в потолок, — посчитали риск обоснованным, а в наших условиях оттянуть конец смертельно больного человека практически невозможно. Как долго прожил Кукушкин в Москве и что ещё успел сообщить про свою одиссею в прошлом — я не знаю. С Вилковым наши пути пересеклись ещё раз два года спустя — это была случайная встреча в кафе, где он сидел в компании нескольких мужчин, имевших какое-то неуловимое сходство между собой. Мы издали кивнули друг другу и с тех пор больше не виделись.
P.S. В конце прошлого года я изучал материалы, относящиеся к уральскому периоду пугачевского восстания. Среди документов мне попалась записка, направленная заводчику Демидову его приказчиком Ванькой Фоминым об убытках, понесенных от бунтовщиков. Внезапно среди перечисления того, что порушено, что сожжено, а что и вовсе растащено «воровскими людьми» я встретил знакомую фамилию: «… такоже ядер чугунных 6-ти фунтовых 140 пуд, кои похитили работные люди Ванька Карпов, Юрко Кукушкин сын да Ильяс татарин, и ядры те воровским казакам повезли». Вот такой след в истории оставил человек, загадочная и трагичная судьба которого до сих пор не дает мне покоя.
