Кукук - [4]
Врач-женщина говорит, что мне очень повезло: дежурный врач сегодня в больнице — выходец из Питера. Мы, мол, быстро найдём с ним общий язык.
Прибывают санитары. В комнате шефа скопилась толпа, связанная с моей историей: сам шеф, два полицейских, которые меня отловили, два, которые меня обыскивали в участке, два врача и два санитара. 9 человек. Чувствую себя неловко при такой-то процессии.
Was kostet das alles zusammen?[12]
Беру свои вещи.
Все с сожалением смотрят на меня. Из-за того, что с каждым из них я уже пообщался, они, видать, чувствуют себя приобщёнными к моей персоне, замаранными в моей истории. Прощаюсь со всей группой одним кивком головы и следом за одним из санитаров выхожу на улицу.
Вдогонку слышу голос врача: Отделение 5.2!
Садимся в Krankenwagen[13], поехали. Меня тут же начинает сильно укачивать. В скорой нет окон, не на чем сфокусировать зрение. Еду словно в холодильнике. Еле дотерпел до высадки.
Вуншдорф. Клиника. Отделение А5.2
Подъехали к пятому отделению, поднялись на второй этаж. A5.2. Не знаю, что значит буква «А»; 5 — номер здания; 2 — отделение.
Позвонили в запертую дверь. Вышел один из медбратьев. Большой, толстый, с кудрявой шевелюрой и редкой бородкой во всё лицо. Он попросил сесть в холле — подождать четверть часа.
Первое, что бросается в глаза в психиатрии, это, конечно же, повсеместная защита на окнах: замки, отсутствие ручек, штыри, торчащие из потолка (они предотвращают открытие форточек на угол, при котором можно было бы просочиться в отрытую щель). Не тюрьма, но есть, есть что-то от тюрьмы. Занавесочки да скатерти на столах мало что скрывают. Нужно сделать поправку: мы находимся всё-таки в цивилизованной стране и здесь ох как далеко до дикости российской психиатрии и уж тем более тюрем; в Германии с антуражем всё поцивильнее, поухоженнее, персонал пообходительней. Так что мне на эту тему лучше бы и заткнуться. Но т. к. я документирую собственные чувства, свои же ощущения и личные наблюдения, то просьба не требовать от меня объективности. Просто впоследствии услышу об аналогичных впечатлениях нескольких пациентов-немцев.
Медбрат спросил меня о наличии медицинской карточки. Я отдал её ему, предупредив о том, что последние полгода прожил в России и страховка, скорей всего, более недействительна. Милый толстяк ответил, что ответственные лица сами во всем разберутся, мне не стоит над этим ломать себе голову.
Пришёл обещанный питерский врач. Спросил по-немецки, на каком языке мы будем общаться, можно по-русски. Я сказал, что мне всё равно. Продолжили говорить в кабинете по-немецки. В сторонке сидел другой врач, рангом пониже, немец. Фрэнк, значилось на его нагрудном значке, высокий, лет сорока. Он ничего не спрашивал, лишь записывал. Я даже не смотрел на него.
Русский врач начал с иронией: Ну что нас привело в столь поздний час сюда?.. Случилось что-то?!
Я промолчал в ответ.
Он рылся в бумагах, время от времени бросая взгляд на меня. Когда же угомонился и сосредоточился на мне — я стал рассказывать.
Русский: Значит Вы хотели себя убить… А как же Вы о нас не подумали, мы бы этому очень огорчились…
Я: О Вас я просто забыл подумать.
Смотрю на его нелепые усики. Чувствую желание посоветовать ему их сбрить.
Он: А Вы знаете, что по статистике: случаи самоубийства в семье учащаются, если таковые уже в ней имели место быть?..
Я: Не знаю. Оставьте моих детей в покое. Это моя мёртвая зона. Я сам не понимаю, что с ней делать. Или же Вы хотите увидеть мои слёзы?!
Он: Как Вы себя сейчас чувствуете?
Я: Плохо. Очень плохо. У меня депрессия. Третий год уже.
Он: А как Вы её ощущаете? Как именно физически?
Я: Тяжесть в груди… Дышать немного трудновато. Лёгкое удушье.
Подумал о том, что можно было сказать «как камень на шее». Но немец-врач бы этого не понял.
Он: Современная медицина легко справляется со случаями депрессии. Есть очень хорошие медикаментозные средства для этого.
Я: Мне это вряд ли поможет. Тем более что я не хочу жить дальше… как растение — не хочу больше. Не хочу быть овощем. Надоело. Хватит уже. Не вижу никакого выхода из своего тупика.
Он: А что Вы скажете, если к Вам прилетит фея и заберёт Вашу депрессию с собой? Вы вздохнёте свободно и…
Я: …ничего не изменится, т. к. проблема, ставшая причиной депрессии, останется…
Он: Вы курите?
Я: Нет.
Он: Алкоголь?
Я: Не знаю, что ответить…
Он: Регулярно или время от времени.
Я: Время от времени.
Он: У Вас уже были попытки самоубийства?
Я: Были.
Он: Когда?
Я: В детстве. Вернее в подростковом возрасте.
Он: Расскажите.
Я: Не хочу об этом говорить.
Он: Сколько вам сейчас лет?
Я: Много. 36.
Он: Вы уже знали, как хотите расстаться с жизнью?
Я: Да.
Он: И как же?
Я: Об этом я тоже не буду говорить.
Он: Вы действительно собирались сделать это или же пытались испугать таким образом свою жену, чтобы…
Я: Я не актёр.
Он: Хорошо. Мы должны задержать Вас у себя до завтрашнего дня. Это по закону. А завтра приедет судья, и он может дать разрешение о задержании Вас в нашем учреждении сроком до шести недель. Я думаю, что одним днём Вы не отделаетесь.
Я: А потом?
Он: А потом…
Я понял что этих «по шесть недель» может быть несколько.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Мы приходим в этот мир ниоткуда и уходим в никуда. Командировка. В промежутке пытаемся выполнить командировочное задание: понять мир и поделиться знанием с другими. Познавая мир, люди смогут сделать его лучше. О таких людях книги Д. Меренкова, их жизни в разных странах, природе и особенностях этих стран. Ироничность повествования делает книги нескучными, а обилие приключений — увлекательными. Автор описывает реальные события, переживая их заново. Этими переживаниями делится с читателем.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.