Кукольный загробный мир - [62]

— Да. Такую музыку стоит послушать два раза в жизни. Первый — чтобы с ней познакомиться, а второй перед смертью — чтоб побыстрее сдохнуть.

— Много ты понимаешь, — для Танилина, наоборот, тяжелый рок часто выступал в качестве анестезии, на время заглушающей тоску.

— Тебе к психологу надо сходить.

— Я не верю в существование психологов.

— Это как? — Стас откровенно удивился. Он прошелся беглым взглядом по книжной полке, рассматривая архивы научной литературы.

— Есть люди, которые не верят в инопланетян, я не верю в психологов. Все просто.

Ох, зря он задел тему инопланетян, Стаса даже слегка передернуло:

— Они есть, можешь не сомневаться! Сколь бы заумными не были твои книжки, многочисленные свидетельства очевидцев им не опровергнуть! — Литарский даже повысил голос, но потом успокоился и добавил мягче: — Да сам подумай: миллиарды галактик, триллионы планет… где-нибудь несомненно развита жизнь. Слышал про катастрофу летающей тарелки неподалеку от американского городка Розувел? Говорят, даже есть пленка, на которой сняты мертвые гуманоиды.

Танилин глубоко вздохнул. Он мог бы выдвинуть с десяток аргументов против теории инопланетных цивилизаций, но зачем ввязываться в заведомо бессмысленный спор? Тем не менее, с легкой укоризной он сообщил своему собеседнику:

— Ты бы лучше задумывался о реальных вещах, нам с ними жить как-никак. Вон, на западе уже компьютер изобрели, который на обыкновенный стол умещается. Можешь представить? Чем мечтать о зеленых человечках, лучше подумай, доживем ли мы с тобой до тех эпохальных времен, когда сложные вычислительные машины будут в каждом доме, в каждой советской семье? Хоть я давно не верю в коммунизм, но чувствую, на западе его быстрей построят.

Литарский не выдержал и расхохотался, а может, сделал это нарочито демонстративно:

— В каждом доме на столе стоит по компьютеру? Ха! А столы часом не треснут?! Ты хоть настоящий компьютер видел когда-нибудь? Мой дядька в НИИ работает, поверь, он в этой теме лучше сечет!

Кирилл не стал возражать, бережно поправил покосившиеся книги по математике и еще раз убедился в том, что бездушные цифры обладают большими эмоциями, чем некоторые люди вокруг. Что поделать, если книги и музыка занимали практически весь его миниатюрный мирок существования. Помнится, как-то в город приехала гастролирующая по стране балетная труппа. Цены за билеты заломили невиданные. Танилин, возможно и не узнал бы никогда об этом, если б соседка не предложила ему лишний билет. Он же воспринял это как неосознанное унижение: ему, прожженному хэви-металлисту, предлагают сходить на средневековый балет! Отпрянул от разукрашенного глянцем билета, как черт от святого распятия. Даже когда соседка сказала, что не возьмет денег, извинился и ответил отказом.

Стас взял с полки одну брошюру, на которой было написано: «Как понять квантовую механику и при этом не сойти с ума?»

— И что? Понимаешь?

— В меру сил, в меру сил…

— А ведь Гуц нам однажды говорил, что квантовая механика среди ученых уже не в моде. Сейчас создается какая-то… теория струн, что ли?

— Бредит твой Гуц.

— Ну конечно! У него красный диплом, к слову сказать.

— Да хоть инфракрасный.

— Думаешь, больше его знаешь?

— Не меньше — эт точно, могу даже поклясться именем Пимыча.

И тут Стас заулыбался, повернул лицо и ностальгическим голосом произнес:

— Помнишь еще, да? Веселое время было!

А вспомнить действительно имелось что. Эти события происходили еще до основания Великого Триумвирата. Жил-был в школе учитель труда, звали его Пимыч (в миру Клязинцев Павел Ефимович). Делал он вместе с учениками табуретки да другие бестолковые вещи, многие из которых тут же разваливались. Увы, в своей учительской ипостаси Пимыч не обладал оригинальностью: как и другие преподаватели уроков труда, он был слаб к алкоголю, часто приходил в школу с похмелья, а мощный перегар, постоянно идущий от него, не заглушал даже обильный запах тройного одеколона. Был в школе и другой учитель, Матвей Демидыч. Как-то на уроке истории он рассказывал о культе личности Сталина И. В. и, казалось бы, ни эти люди, ни сами события никак меж собой не связаны. Но Парадову пришла вдруг в голову идея организовать собственный культ личности: уж слишком скучно ему жилось, наверное. Тогда он подумал, а вот Пимыч — чем не идеал для подражания? Разве он недостоин поклонения и народного почитания? Так примерно образовалась организация ТИП: за простенькой аббревиатурой здесь скрывалась чуть ли не пролетарская идея. Товарищество Имени Пимыча росло с каждым днем, включая в свои ряды все новых адептов. Бывало, идет Пимыч по коридору пошатываясь, а тут ученики вдруг становятся в одну шеренгу по сойке смирно и преданно смотрят ему в глаза. Кто-то даже отдает воинскую честь. Павел Ефимович ни с первого и ни со второго раза не сообразил, что вообще происходит, изумленно поглядывая в ответ на своих юных фанатов. Дело пошло еще дальше, возникла мода вскидывать руку вверх, как нацисты, и кричать друг другу приветствие: «Слава Пимычу!» Девчонки, наблюдая за этим неистовством, крутили пальцем у висков. В обиход все чаще входили следующие выражения: