«Куколка» - [26]

Взгляд Дайаны изменился — теперь ее знаменитые лавандово-голубые глаза фосфоресцировали, а полные, оттененные яркой помадой губы слегка приоткрылись и влажно поблескивали, обнажая ровный ряд ослепительно белых зубов. Стив понял, что ее легендарная сексуальность требует очередной жертвы. Впрочем, почему бы и не откликнуться на такой очевидный призыв?

— Да, похоже, что я уже свободен, — ответил он на ее вопрос.

Дайана хищно улыбнулась и придвинулась к нему; Стив почувствовал первые явные признаки властно охватившего его вожделения.

— Поедем к вам или ко мне? — с заметной хрипотцой спросила она.

Стив подумал о своей современной квартире, представлявшейся ему абсолютным совершенством, где все блестело стеклом и металлом, и едва сдержал дрожь отвращения при мысли о том, что ее безупречность будет нарушена таким грубым материальным предметом, как обнаженное женское тело. Его дом был для него чем-то вроде святилища, неприступной берлоги, и никогда и никому он не позволял нарушать его неприкосновенность.

— К вам, — ответил он, и его ответ прозвучал так, будто он оказывал ей огромную честь. — Это ближе.

— Откуда вы знаете? — рассмеялась она.

— Вы просто не можете жить далеко от театра. Положение обязывает.

Не удостоив прощальным взглядом то, что происходило на сцене за его спиной, Стив подхватил Дайану под руку, и они вместе покинули здание Конно.

Когда наконец Мэтт выпустил Пиппу из своих железных объятий, она не в состоянии была отвести от него широко раскрытых и ничего не понимающих глаз. Ее губы продолжали гореть огнем, который он зажег прикосновением своих губ, ее тело все еще ощущало жар прижимавшегося к ней сильного мужского тела. Теперь он смотрел на нее не мигая, и ей чудилось, что его взгляд проникает в самые дальние и укромные уголки ее души, что он видит ее насквозь.

— Благодарю вас, полагаю, что на этом сегодня можно закончить репетицию, — донесся до нее откуда-то голос режиссера, заставив ее вновь вернуться в репетиционный зал и внезапно осознать, что они здесь с Мэттом вовсе не одни, как казалось ей в те несколько фантастических мгновений, которые длился их поцелуй.

Когда они попрощались друг с другом и Пиппа повернулась, чтобы уйти, она вдруг почувствовала себя покинутой и одинокой. И хотя между ними не было сказано ни единого слова, Пиппа понимала, что этот поцелуй, на который он при всех едва ли не силой вынудил ее ответить, значил больше, чем могли бы значить любые признания.

Ей хотелось со всех ног бежать со сцены, но она сдержала себя и спокойно дошла до кулис, где ее уже поджидала Александра. Молча, без улыбки Алекс взглянула на нее, и неожиданно словно мороз прошел по коже Пиппы — столько враждебности увидела она в этом взгляде своей самой близкой подруги. Пиппа остановилась и хотела было что-то сказать, однако Алекс, резко отвернувшись, пошла прочь. Пиппа, ничего не понимая, в полном одиночестве направилась в гримерную.

Переодевшись, она постаралась мысленно воспроизвести сцену, которую сегодня репетировали. До сегодняшнего дня Мэтт пять или даже шесть раз пытался поцеловать ее так, как это предписывалось текстом пьесы. И всегда в этот момент Пиппа чувствовала себя твердой как камень. Ее ноги и руки леденели, наливались тяжестью, и все существо протестовало против необходимости совершить физический акт поцелуя.

После каждой неудавшейся пробы сыграть эту злосчастную сцену Ли Бродбент устраивал Пиппе настоящую экзекуцию, хлестая ее самыми злыми и едкими словами. Чем больше было этих неудачных попыток, тем сильнее охватывали ее безнадежность и отчаяние, тем чаще убеждала она себя в том, что ее непременно отстранят от участия в этой пьесе и что ее мечты о театральной карьере не сегодня завтра разобьются в пух и прах. Актриса, которая не способна на сцене поцеловать актера? Абсурд! Чего можно ожидать от такой бездарности? Сегодня Мэтту удалось справиться с ней — он попросту завладел ее губами, не дав времени включиться ее защитным реакциям, и за эти несколько мгновений все переменилось.

В первую секунду она все же рванулась назад, пытаясь оторвать свои губы от его сильных теплых губ. Но, уловив ее сопротивление, Мэтт властно положил руку ей на затылок и не позволил отпрянуть. Тогда ее охватила сильнейшая паника и испуг, однако вскоре все страхи прошли, уступив место смутному неуловимому ощущению радости от этой неожиданной близости с ним.

Ей показалось, что по ее жилам растекается сладкое чувство безмерного удовольствия и удовлетворения, и это было сильнее преследовавших ее воспоминаний об отвращении и боли, сильнее, чем инстинкт, заставлявший ее защищаться. Все окружающие словно исчезли из поля ее зрения, будто они с Мэттом внезапно переместились в какую-то другую точку времени и пространства, далеко-далеко от всех, и там были только они вдвоем, и единственной реальностью в мире был этот их поцелуй.

Пиппа поднесла к губам свои пальцы и только тогда с удивлением заметила, что они дрожат. Где-то под ребрами появилось тошнотворное ноющее ощущение пустоты, голова кружилась от царившей в ней неразберихи и путавшихся мыслей. Миновало уже немало времени с того вечера, как визит Мэтта к ней домой обернулся для них обоих большой неловкостью, и с тех пор Мэтт поддерживал между ними дружескую дистанцию, что было, впрочем, вполне объяснимо, поскольку теперь он регулярно встречался с Александрой.