Куклы - [9]

По одной из стен ручьем бежала вода, и я увидел лужи на земляном полу. Посреди пола, на матрасе, лежала Шугондха. Она была в бреду. Кровяные пятна расползлись по матрасу. Возле нее находился мальчик лет десяти-двенадцати.

— Подними меня выше, выше… — стонала Шугондха в бреду. — Нет, нет, не трогай меня… Ты разрываешь мне сердце на куски…

Это было так страшно, что я не решался осветить фонариком ее лицо.

— Как тебя зовут? — обратился я к мальчику.

— Фокир Шек, — ответил он, и я заметил, что он слеп на один глаз. — Старшая сестра не умрет? — спросил он меня.

— Не знаю, — ответил я.

Мальчик вдруг зарыдал.

Что мог я сделать, чем помочь? Я стоял, наклонившись над ней, и ловил отрывистые слова.

— Вернись ко мне, вернись… Сожги мой прах, пусть искры разнесутся по ветру… Фокир, Фокир, открой дверь… Он придет, он обязательно придет, Фокир…

— Это о вас она говорила, Хори-да? — спросил я.

Не ответив на мой вопрос, Хорибилаш продолжал:

— Я никогда не думал, что чахотка может так быстро разрушить человека. И я не представлял себе, что человек способен так вдохновенно говорить в бреду. Я опустился на пол у ее изголовья и стал ждать конца. А она по-прежнему бредила и по-прежнему не замечала меня.

Не сумею тебе передать, что я испытывал, слушая ее голос, сливавшийся с шумом дождя.

— Приди ко мне! Моя грудь истерзана! Где ты, герой? Я слышу звук твоего рога… Ты идешь в бой, чтобы уничтожить зло на земле… Фокир, ты тоже зови его! О горе! Я не слышу тебя, Фокир…

— Он пришел, старшая сестра! — крикнул Фокир сквозь рыдания. — Он возле тебя… Он пришел!

Шугондха вдруг приподнялась, и наши глаза встретились. Счастливая улыбка озарила ее лицо, а затем голова ее бессильно упала на подушку. Вот и все… Сегодня двадцатый день, как ее не стало.

Уже рассвело, а я и не заметил, что мы давно миновали Ассансол и уже подъезжаем к Ховре. Здесь мы оба сошли. Хорибилаш направился на какое-то собрание, а я, с воспаленными после бессонной ночи глазами, пошел своей дорогой. Теперь я знал все.

Перевод Б. Полянского

Куклы

Поезд пересек поле и теперь уходил все дальше и дальше. Эхо подхватывало замирающий стук его колес. Но вот исчез последний вагон, смолкло эхо и осталась лишь пустынная и безмолвная деревенская дорога…

— Пурно-бабу, кругом поле, куда же идти? — спросила Молинади.

— Пойду узнаю у начальника станции, — ответил Пурно.

— Да спросите там, нельзя ли достать несколько зеленых кокосов, — попросила Бина.

— Хорошо. Я сейчас… — и Пурно бодро зашагал к станции.

Девушки огляделись и приуныли. Станция так мала. Вокруг ни души. Путь предстоит трудный. А ведь с ними всего один мужчина, Пурно.

Пурно вскоре вернулся.

— До пристани Энатпур отсюда еще пять миль.

— Пять миль! — встревожилась Молинади. — Как же мы доберемся туда?

— Мне говорили, что здесь есть тропа, но, кажется, придется ехать через Докхинга на волах.

— Значит, вы даже не знали, какая предстоит нам дорога? — рассердилась Абха.

Пурно усмехнулся.

— С девушками всегда много хлопот.

— А где же кокосы? — спросила Бина.

Пурно отрицательно покачал головой.

— Здесь нет ни кокосов, ни чая!

— И для чего вам кокосы? — с укоризной проговорила Абха. — Утолите жажду и водой.

— Здешней водой? — ужаснулась Бина. — Чего доброго заболеешь малярией.

— Если вы всего боитесь, незачем было браться за работу, которую нам поручил Конгресс[13], — сказала Молинади.

— Куда вы завезли нас, Пурно-бабу? — не унималась Абха. — Где этот Энатпур? Где ярмарка в Куморпара? Старший брат правильно говорил мне: дорога туда, как до дома Ямы[14].

— Я, кажется, начинаю бредить! — воскликнула Бина. — Мне показалось, будто мы окружены водой. Невыносимо хочется пить!

— Это земля курится от зноя, — заметила Молинади.

…Небольшой полустанок. Негде отдохнуть, перекусить. От станции до деревни далеко. Начальник станции, человек робкий, не решается пригласить приезжих к себе в гости. Конгрессисты! Слишком смело это было бы с его стороны!

Единственное, чем он может помочь, — это указать, где найти арбу и достать воды для госпожи Бины. Кланяясь и пересыпая речь свою извинениями, он удаляется…

Девушки устали. В поезде им вовсе не пришлось спать. И они очень торопятся: в Энатпур нужно попасть как можно скорее.

После долгих поисков Пурно нанял две арбы. Только бы добраться до ярмарки в Куморпара — там им не придется терпеть такие лишения.

Ярмарки в Куморпара — дело местных активисток. Маленький окружной городок всего в семи крошах[15] вниз по реке от Куморпара. И тем не менее в городе ярмарки не устраиваются. Здешние женщины — некоторые из них окончили колледж, где училась Молинади и ее подруги, — горят желанием работать в самых глухих уголках. Их не смущают трудности и невзгоды. Их место в деревне, куда они явились как носители культуры и просвещения.

Дорога то идет по жнивью, то круто поднимается вверх, то опускается вниз. Поля уже убраны — наступил месяц чойтро[16]. Над головой дырявая крыша повозки. Арбы того и гляди развалятся. Оба возчика, тощие и больные, под стать своим волам. Но что же делать? Хорошо, что нашли хоть этих. Достав из чемодана газету, Молинади пытается читать, но ее подбрасывает и толкает, строчки прыгают перед глазами; уж очень неровная, разбитая дорога. Девушки из Калькутты не привычны к деревенским дорогам и к путешествиям на арбах. Но ехать надо — таков приказ руководства Конгресса. Они должны вовремя прибыть на выставку кустарных изделий и в течение нескольких дней выступать перед крестьянами. Таково задание, суть их исследовательской работы. За эту работу они уже однажды были удостоены факультетской премии.