Кухня первобытного человека. Как еда сделала человека разумным - [41]

, что в современном толковании разъясняется как «одно вареное блюдо, но дополненное сочивом (любая каша) и бобовыми» (Устав о посте по Типикону). Судя же по оригиналу, речь шла о некоем вареве, возможно, из гороха и круп или зелени, отваренном в специальном котле (сочиво в значении «каша из круп» могло появиться позднее, а первоначально означать гороховую кашу). Итак, охотничьи праздники, в центре которых медведь, олень, лось, бык, можно считать мужскими праздниками. Они посвящены удаче, силе, ловкости, а также тому животному, которое является объектом охоты и становится частью ритуально-жертвенного действия. Скорее всего, они, как и у современных охотничьих народов, были приурочены к каждой удачной охоте. Условно же их можно отнести ко времени весеннего равноденствия, исходя из того, что древнейшие праздники были, по всей вероятности, привязаны к наиболее доступному для древнего человека виду «календаря» — движениям солнца и луны.

Однако собирательство, бывшее реальной повседневностью, имело не меньшее значение, чем охота. Более того, оно спасало человека от голода и гибели в случае неудачной охоты. Следовательно, должен был существовать и женский праздник, связанный с принесением благодарности тем природным явлениям, которые кормили людей и составляли неотъемлемую часть женской жизни в древности: земле, растениям, на ней произрастающим, воде, эту землю и растения питающей, и огню, превращающему сырой и холодный, малопитательный и трудноусваивающийся, а подчас и ядовитый без тепловой обработки сырец во вкусное блюдо.

Из древнейших первобытных представлений о единстве человека и природы дошли до наших дней странные обряды, отражающие очень близкое и крайне личностное взаимоотношение человека и потребляемой им пищи. Так, в Индии существует поверье, что лучший чай срезается девственницами в определенное время дня и при определенных условиях, а рис следует собирать девушкам с обнаженной грудью. Все это отголоски древних представлений о связи женщин, даже некоем их отождествлении с собираемыми дарами природы.

О собирательстве вообще и о растительной пище древних мы можем судить только по косвенным данным. А тем более — о связанных с ними праздниках и ритуалах. Основа этих праздников и ритуалов, которые, безусловно, впитали в себя многое и из последующих эпох, должна быть очень древней. Возможные следы и отголоски их можно проследить в летнем празднике, существовавшем когда-то в том или ином виде у всех европейских народов, а дольше всего сохранявшемся у славян. В наших широтах для женского праздника лучшим временем должно было стать лето, период буйства трав и растительности, долгих дней и коротких ночей, то есть летнего солнцестояния.

Период празднований охватывал значительный временной отрезок, в который входили и церковный праздник Троицы, и народный Семик, и христианский праздник рождения Иоанна Предтечи (отсюда, видимо, Иван к древнему Купале), и народный Купала, и совсем уже мистические Русалии, которые связывают то с античной традицией праздника цветов, то с русскими бесчинствами русалок. По длительности и значению в обрядовой народной жизни с ним мог соперничать только столь же продолжительный период зимних праздников, относящихся к зимнему солнцестоянию. По аналогии с зимними Святками летний период празднеств называли иногда «зелеными Святками». В Западной Европе он назывался праздником «середины лета» и также был связан с летним солнцестоянием, хотя ряд схожих по смыслу и содержанию обрядов был отнесен в некоторых случаях к майским праздникам. О смешении майских и июньских праздников свидетельствует и известная пьеса У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (буквально — в «срединную» ночь, то есть в ночь летнего солнцестояния), с вполне «купальской» фантасмагорией, хотя в тексте несколько раз упоминается, что герои «свершали обряды мая».

В центре праздника, который мы будем называть восточнославянским названием Иван Купала, поклонение воде, огню и растениям. Празднуют его в ночь с 23 на 24 июня, в самый длинный день и самую короткую ночь в году. Весь круг этих летних празднеств — женский. Мужчины, хотя и задействованы в нем, в основных ритуалах, связанных с водой, травами и растениями не участвуют.

В день Ивана Купалы разводят костры, причем еще совсем недавно зажигали их обязательно от «живого огня», полученного трением. И. П. Сахаров в «Сказаниях русского народа», собранных в середине XIX века, сообщал, что в Старой Ладоге «Ивановские огни совершаются на горе Победище, при впадении речки в Волхов. Там сей огонь, добытый при трении из дерева, известен под именем: живого, лесного, царя огня, лекарственного». А в окрестностях Москвы в ночь Ивана Купалы «старики садятся в кружок и начинают чрез трение добывать огонь из двух старых, сухих дерев. Кругом их все стоят в глубоком молчании. Едва показался огонь, все ожило, запело и завеселилось. Зажигаются костры и баклаги. Молодые поют и пляшут, старики сидят в кружках, беседуют о старине и от радости попивают винцо»^[142]. Разведение костров в день летнего солнцестояния сохранялось, помимо местностей, где жили славянские народы, в Скандинавии, Великобритании (особенно Корнуолле), Германии, Испании, Португалии, в Средние века оно было живо еще в Италии и Франции.