Куда улетают драконы - [114]

В отдалённой аудитории царит полумрак, несмотря на то, что полдень только что разогрел улочки. Бархатные портьеры опущены, и теперь лишь редкие лучи тонкими полосами стелются по полу. Лучи похожи на иглы. Слова Нэла — чернокожего заучки — на горячечный бред. Но я слушаю, и с каждой секундой мне становится всё страшнее.

Нас пятеро: я, Рэнилл, Мандрагора, Нэл и, конечно, Мириди Хон. Кто бы сомневался, что Нэл осмелится выступить без её поддержки. Но чем больше я слушаю, тем меньше мне хочется закидать парня помидорами и яйцами. Потому что его слова столь же похожи на правду, сколь и на ересь.

— Тёмных магов просто разорвёт, — подытоживает Нэл, стирая свои рассчёты с доски. — Чем больше их соберётся у источника, тем сильнее будет брешь. Того они и добиваются.

— Вами хотят пожертвовать, — поддерживает его Ла'брисса Хон. — Я никогда не сказала бы это, если бы не была уверена в том, что Нэл говорит правду.

— Фарс! — вскакиваю со своего места, едва не опрокинув стол. Мне стыдно признаться, что я верю Нэлу. Но ещё отвратительнее оттого, что приходится подчиняться Ла'бриссе. — Что за заговор?! Если это действительно так, почему бы не сказать всем?! Для чего это тайное собрание?!

— Боюсь, что заговор не у нас, а у правителей, — возражает Нэл.

— Будешь артачиться — умрёшь невинной, — хохочет Мандрагора, перебирая рыжие локоны, и меня подмывает запустить в неё чем-нибудь тяжёлым. Боги Вездесущие! Даже она — моя нелепая соседка по комнате — в этой секте! И верит в этот бред!

Бред ли?

Мне хочется крушить. Ломать мебель, бить окна, стучать ногами по паркету, лишь бы меня услышали и поняли!

— Если сказать всем, — Хон явно чувствует своё превосходство, и я ненавижу её за это, — мы посеем смуту. Паника страшнее войны.

— Рэнилл, ты веришь в это?! — поворачиваюсь к товарищу, а тот прячет раскрасневшееся лицо за веером длинных пальцев. — Какой толк говорить обо всякой ерунде, если вы даже не можете придать ей огласку?!

В том и толк, — спокойно говорит Нэл и смотрит непроглядно-чёрными глазами прямо на меня, — что для того, чтобы закрыть источник раз и навсегда, достаточно шестерых тёмных магов. Пока нас пять, если ты, конечно, не уйдёшь, Линетта.

Я стою, опустив глаза, и алейн гладит мои волосы золотой ладонью. Мне горячо и стыдно, стыдно и горячо. И отчего-то хочется в лапы смерти: остро и непреодолимо. Прямо сейчас. Смыкаю веки, и меня начинает кружить и уносить вниз. И кажется, что вот-вот провалюсь сквозь пол…

Сзади скрипит дверь. Сквозь напряжённое молчание прорываются шаги: твёрдые и уверенные.

— Я буду шестым, — чётко проговаривает кто-то над самым ухом. Вздрагиваю, а потом неожиданно вспоминаю, кому принадлежит голос.

— Тэй?

Так и есть. Мой малец, мой безмолвный спутник, над которым всё время потешаются Рэнилл и Мандрагора, рядом стоит, и его серые глаза добродушно щурятся. Не иначе, как за нами шёл. Не иначе, как слушал. И слышал!

Повернувшись на пятках, хватаю Тая за воротник, но он с неожиданной смелостью откидывает мои ладони. И я понимаю: когда мы танцевали в круглом холле, он говорил правду, а не рисовался.

— Сумасшедший, — выдыхаю я, роняя руки.

— Кто его пустил? — слышу возмущённый голос Рэнилла с другой стороны и зажмуриваюсь. — Дети не нужны здесь. Линетта, что он за тобой увязался? Может, на горшок ему пора?

— Я не ребёнок, — отрезает Тэй. Оказывается, он умеет быть твёрдым. — И я решил всё. Если Линетта едет, еду и я.

— Да он просто влюбился, — Мандрагора впереди с пренебрежением фыркает и отворачивается. Она похожа на кошку: гибкая и самодостаточная. И мне до сих пор интересно, как она очутилась в компании отличников, которых всегда называла чокнутыми. Должно быть, пришла сюда, ведомая своим кошачьим чутьём.

— Орейворец, — грозно подытоживает Ла'брисса Хон, глядя на Тэя.

— И что? — Тэй улыбается. — Я не хочу войны так же сильно, как и мирные жители другого берега. Вы сами-то откуда будете?

Молчание висит долго. Но когда первые реплики разрывают туго натянутую плёнку тишины, мы все понимаем: этот бой наш. Осознание снисходит внезапно и подобно озарению. Мы собрались. Нас собрали Вездесущие. И Хон уже не так омерзительна. Да и Мандрагору не хочется закидать камнями.

Мы уезжаем все вместе, через трое суток после собрания. Через двое суток после того, как нас связала тёмной вязью клятва, и на наши плечи легло магическое клеймо. И через сутки после того, как Тэй стал моим.

За трое суток до того, как нас не станет.

Я перестал дышать. Провёл вспотевшей ладонью по плечу, зацепив пальцами отросшие волосы. Метка молчала, как молчала все эти тяжёлые дни.

Как вставал — не помню, что говорил студентам — тоже. Просто выпорхнул из аудитории и почти навалился на друга. Он, Викс и Амрес держали меня, когда я разрушал свой дом. Нервы не годились никуда. Хотелось, чтобы обломки и камни привалили меня, и я перестал дышать. Только бы не представлять, что могло случиться с моей девочкой.

— Дон, что?! Говори! — сердце билось в горле, а голос получился густым и хриплым.

Адонис плотно притворил дверь за мной и, подтолкнув в спину, повёл за собой в круглый холл. Когда дневной свет очертил его раскрасневшиеся щёки, он достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок. Я тут же почуял запах чёрной гусеницы.