Куда падает дождь - [3]

Эта ненависть, знала Лейси, всегда была в его глазах: с того самого дня, как сбежала ее красивая нежная мать – вот уже два года. И как бы ни вела себя Лейси, какой бы хорошей она ни была, а она была хорошей, как бы хорошо ни училась в школе, а она была первой ученицей в старшем классе, отец ею не гордился. Он даже не соизволил явиться в прошлом году в школу на спектакль, где она играла главную роль.

О, мамочка, почему ты меня не взяла с собой? Каждый вечер подушка Лейси была мокрой от слез, и она засыпала, всхлипывая и повторяя эти слова.

Мать частенько читала ей сказки о принцессах, живущих в замках, о девах, на долю которых выпадали суровые испытания и которых спасали от гибели смелые принцы, вырывающие их из лап огнедышащих драконов.

Мать всегда говорила, что придет день, к ним явится принц и вырвет их из плена их жалкого существования. Но только когда их принц явился, она убежала с ним во мраке ночи и забыла свою дочь. Отец винил Лейси за все случившееся и люто возненавидел ее с того самого дня.

Больше всего в жизни Лейси хотелось убежать из дома. Она была готова повторить поступок матери. Но она не знала ни одного принца, а уроды из ее школы, бросающие на нее похотливые взгляды и пытающиеся свистом выманить ее на улицу, вызывали у нее омерзение. До сегодняшнего дня она упорно твердила себе, что отец на самом деле не сделал ей ничего плохого, что идти ей все равно некуда и что по крайней мере дома у нее есть свои книги и мечты, пусть даже ее жизнь – тоска смертная.

Во всяком случае, такой она ей казалась до того момента, когда Джонни Миднайт ворвался в их дом, как герой из ее книжек, а кулак отца, занесенный над ее головой, повис в воздухе, а затем безвольно опустился.

Отец и дочь изумленно уставились на черноволосого принца из гетто, зловеще возникшего в дверях, всем видом своим являя воплощенную ярость.

– А ну-ка отвали от нее, – прорычал Джонни Миднайт.

Джонни перевел взгляд на Лейси, и на его лице отразилось явное волнение, грозный вид сменился заботливым, и он вдруг стал почти красавцем. И что удивительно – боль вокруг глаза и сосущий холод в животе вдруг как рукой сняло, и Лейси ожила.

Ее отец испуганно отшатнулся от юного хулигана.

– С тобой все в порядке, беби? – Джонни словно пропел эти слова, и голос его казался очень низким и бархатным.

С ней еще никто в жизни не говорил так тепло и заботливо, будто ему действительно до нее есть дело. Она посмотрела в черные угли его глаз, и взгляд его смягчился, как и голос. Но резкое противоречие между этой мягкостью и свирепостью его лица подействовало на нее как удар молнии, захлестнув все ее существо теплой волной, словно от него к ней проскочил разряд электрического тока. Джонни смотрел на нее, и жесткие линии его лица расправлялись и смягчались, будто и его зацепило тем же ударом молнии.

Он отвел свой взгляд от ее лица и переступил порог; в комнате повисла напряженная тишина. Лейси не могла отвести от него глаз. Он предстал перед ней как герой ее грез – высокий, темноволосый, неотразимо прекрасный. Поношенные джинсы плотно обтягивали его крепкие бедра и длинные мускулистые ноги. Он был без рубашки, и она увидела пунцовый шрам, зигзагом тянувшийся от широкого бронзового плеча через всю грудь. Кто-то пырнул его ножом.

Его красивое лицо поражало смелостью и какой-то пугающей беззаботностью, в задумчивом взгляде читалась опытность, отчего она почувствовала себя взрослой и сексуальной, хотя ей едва исполнилось шестнадцать.

– Джонни Миднайт, – нараспев произнес он как бы невзначай своим низким, приятным, не лишенным особой элегантности голосом, будто переступил порог гостиной поместья Дугласа. Вместе с тем краешком глаза он следил за ее отцом. В этом взгляде было что-то от хищного зверя. – Я ваш новый сосед.

– Лейси… Лейси Миллер, – запинаясь, произнесла она. Ей нравилась его грубость в сочетании с изяществом манер; нравилась его пылкая мужественность.

Миднайт ухмыльнулся.

– Я тебя знаю. Ты у нас в школе пела на конкурсе самодеятельности и получила первый приз.

Он заметил ее.

Она тоже его знала.

А какая девчонка его не знала!..

У него был братишка, который умер еще совсем малышом; и никчемный отец, пивший горькую и вылетавший с любой работы, во всех своих бедах обвиняя боссов, беспрерывно доставал сына. Миднайт в школе был футбольной звездой. Пару раз он улыбался ей, когда она совсем впала в уныние после бегства матери.

Он окончил школу прошлым летом, и после его ухода школа стала будто меньше, пустее. Ей нравилось смотреть, как он дефилирует по коридору, на голову выше сверстников, с тремя смазливыми девчонками, буквально висящими на нем. За Джонни закрепилась репутация отличного парня, не знающего страха и столь крутого, что известные хулиганы побаивались связываться с ним. Он дружил с Дж. К. Камероном. Они были два сапога пара. Камерон тоже слыл настоящим парнем и был такой же бешеный и симпатичный, как Джонни.

Говорили, что после школы они оба взялись за ум. Она слышала, что Дж. К. пошел в гостиничный бизнес, а Джонни будто бы мечтает о колледже, а пока ходит в вечернюю школу и работает на трех работах по нескольку часов, чтобы заработать на жизнь и учебу. По слухам, он проводил уикэнды в сказочном поместье Дугласа: смотрел за садом, бассейном да еще за близнецами Дугласа в придачу. Ей это было известно, потому что ее отец тоже вкалывал на Дугласа: он служил ночным сторожем в одном из его ближайших магазинов.