Куда это все подевались - [5]

Никого. Ор толкнул зарешеченную дверь. Она со скрипом отворилась. Юноша вошел в изолятор. В нем было восемь камер, по четыре с каждой стороны коридора, и все они были пусты. С того места, где он стоял, сквозь решетчатую дверь последней камеры была видна раковина. Из крана текла вода. Горячая вода: он видел поднимающийся парок. На полочке лежала влажная бритва и кисточка для бритья, вся в мыльной пене. Он на мгновение прикрыл глаза, потому что это было слишком. Покажите мне домовых, подумал он, привидения или чудовищ. Покажите мне разгуливающих мертвецов. Сыграйте похоронный марш, рвущий покой утра. Но не пугайте меня обыденностью вещей. Не показывайте мне окурки в пепельницах, воду из крана и мыльный крем на кисточке для бритья. Это пугает сильнее призраков.

Он медленно зашел в камеру и приблизился к раковине. Протянув дрожащую руку, коснулся мыльной пены на кисточке. Она была настоящей. Она была теплой. От нее пахло кремом для бритья. Из крана текла вода. Бритва была марки "Жиллет", и он подумал о транслировавшемся по телевидению чемпионате мира, о "Нью-йоркских гигантах", четыре раза подряд обыгравших "Кливлендских индейцев". Но, Господи, это было, наверное, лет десять назад. А может, в прошлом году. А может, этому только предстояло случиться. Потому что теперь у него не было базы, точки отсчета, даты, времени, ориентиров. Он не слышал скрипа медленно закрывающейся двери, пока не увидел ее тень на стене, вырастающую медленно и неотвратимо.

Он всхлипнул и бросился к выходу, проскользнув в самый последний момент. На мгновение схватившись за дверную ручку, он тут же отпрянул и, прислонившись к двери противоположной камеры, уставился на захлопнувшуюся на замок дверь, словно на какую-то ядовитую тварь. .

Что-то подсказало ему, что надо бежать. Бежать. Бежать со всех ног. Убираться отсюда. Сматываться., Словно в ухо ему прошептали команду. Последний приказ мозга, из последних сил обороняющегося против осадившего его кошмарного страха, могущего вот-вот ворваться в крепость. Все его инстинкты взывали: спасайся! Рви отсюда к чертовой матери! Беги! Беги! БЕГИ!

Он выскочил наружу и бросился вдоль по залитой солнцем улице, споткнулся о бордюр тротуара и чуть не врезался головой в заборчик вокруг парка, но ухватился за перекладину и устоял. Перемахнул через заборчик и бросился по парку. Бегом, бегом, бегом. На него надвинулось здание школы со стоящей перед ним статуей. Бег взметнул его по ступеням пьедестала, и только тогда он остановился, вцепившись в бронзовую ногу героически глядящего вдаль педагога, скончавшегося в 1911 году, чья фигура высилась над ним темным силуэтом на фоне неба. Крик вырвался из его груди. Он глядел на окружающий его покой, магазины, кинотеатр и не мог удержать слезы.

- Куда же все подевались? Пожалуйста, Бога ради, скажите мне... куда же все подевались?

Перевалило за полдень. Юноша сидел на бордюре тротуара, глядя на свою тень и, другие тени, окружившие его. Навес над магазинной витриной, табличка автобусной остановки, светофор на углу... бесформенные пятна теней, вытянувшихся в ряд по улице. Он медленно поднялся и кинул быстрый взгляд на автобусную остановку в полубезнадежном ожидании увидеть подошедший большой красно-белый автобус, открывающий двери, из которых высыпает толпа людей. Люди. Вот кого он хотел видеть. Живых людей.

Весь день на мего наваливалась тишина. Она стала теперь осязаемой, она давила на него, он весь был с ног до головы укутан в нечто обволакивающее, жаркое, шерстяное, вызывающее зуд по всему телу. Если бы он только мог разорвать это нечто и вырваться на волю.

Он медленно побрел по центральной улице: сороковая или пятидесятая прогулка по этой улице за сегодняшний день. Он шел мимо ставших знакомыми магазинов, заглядывал в ставшие знакомыми двери, и все было, как всегда. Прилавки и нетронутые товары.

Он в четвертый раз за сегодняшний день вошел в банк д в четвертый же раз прошел по отсекам кассиров, пригоршнями набирая мелочь и разбрасывая ее вокруг. Он прикурил от стодолларовой купюры и хрипло расхохотался, но, бросив полуобгорелую банкноту на пол, вдруг понял, что больше не сможет смеяться. О'кей, он в состоянии прикурить от сотенной бумажки. И что дальше?

Он вышел из банка, перешел через дорогу и направился к аптеке.

На окне висело прилепленное пластырем объявление о распродаже.

На церкви ударил колокол, и юноша вздрогнул. На какое-то мгновение он испуганно прижался к стене, но потом понял, что это было такое.

Он зашел в аптеку. Большое квадратное помещение, по периметру которого шли прилавки и полки с образцами товаров. В углу - большой сатуратор. На стене за ним - зеркало и рекламные плакаты мороженого, соков, газировки, прохладительных напитков. Юноша остановился у табачного отдела, выбрал себе самую дорогую сигару, содрал с нее обертку и понюхал.

- Хорошая сигара, вот что нужно этой деревне, - сказал он вслух, идя к сатуратору. - Хорошая сигара. Пара хороших сигар. И хотя бы пара-другая-людей, чтобы оценить их.

Он бережно поместил сигару в нагрудный карман и обошел сатуратор. Осмотрел оттуда помещение, пустые кабинки, переключатели музыкальных автоматов около каждой из них. И ощутил безмолвие этого помещения, так не вяжущееся с его обстановкой. Это помещение было создано для активных действий, оно стояло на грани того, чтобы ожить, но не могло переступить эту грань. Около сатуратора стояли бачки с мороженым. Юноша взял ложку, снял с полки под зеркалом стеклянное блюдечко и положил себе двойную порцию мороженого. Полил его сиропом, добавил орехов, положил сверху вишенку и не забыл про взбитые сливки.