Кубрик: фривольные рассказы - [8]

Шрифт
Интервал

Надо бы аккуратно у него как-то спросить, но так, чтоб он не успел спросить у меня, чего это со мной случилось, потому что Серега – помело, все сейчас же знать будут.

– Чего в зеркало уставился?

Это он мне. Чего бы такое ему сказать?

– А… прыщик у меня на верхней губе… вот. Ты не посмотришь?

Теперь Серега смотрит внимательно, точно на пятнадцать сантиметров над моими плечами.

– Прыщик?..

Господи! Сейчас он скажет, что у меня там вообще ничего нет.

– Что-то я… не пойму.

Точно! Нет у меня головы!

– Нет у тебя… прыщика.

Теперь быстро:

– А что есть?

– Что есть?.. Да ничего нет.

– Совсем ничего?

– Совсем.

Теперь медленно и вроде лениво рассуждая:

– А. в районе носа. Вот в этом районе… у меня есть что-нибудь?

Серега на меня смотрит, как на полного идиота, и я его понимаю, потому что сам бы смотрел точно так же.

– Ты чего, Саня, издеваешься надо мной?

– Да нет, ты чего?..

– Ты еще насчет лба спроси!

– А? Что? Что насчет лба? Что?

– Ты чего, совсем ничего не видишь?

Внутри у меня матка опустилась, а голос стал влажным, блеющим:

– Чего… не вижу?

– Ничего не видишь?

После этих слов я еще раз весь вспотел, как бенгальская мышь, а сердце забилось, как зяблик в тряпочке.

– Нет.

– Со зрением что-то?

– А?..

– Со зрением, говорю?

– Где?

– В пизде! Со зрением, говорю, плохо, что ли?

– У… меня?..

– Ну не у меня же!

– А. там есть что-нибудь?

– Где «там»?

– Ну… эта… где у нас голова?

– А где у нас голова?

– А что… нет головы?

– Головы?..

И тут лицо у Сереги стало изменяться, глаза увеличились, почернели, превратились в бусинки, и морда так вытянулась, вытянулась и заострилась. Смотрю, а это и не Серега теперь вовсе, а большая такая мышь, и может быть, даже крыса.

Я отпрянул в ужасе и ударился головой об стену.

После этого я и проснулся.

ПИСЬМА

Сань, историю прислали. Ты обязательно должен прочитать.

Воспитатель в детсаде помогает пацану натянуть ботинки… Он попросил помочь, и здесь было над чем повозиться: ботинки застряли где-то на полпути, и ни туда ни сюда… Когда воспиталка наконец натянула второй ботинок, пот с нее лил градом. Она готова была рыдать, когда этот мелкий выдал:

– А они не на той ноге!

Действительно, правый ботинок был на левой ноге, а левый на правой…

Снять ботинки было не легче, чем надеть… Воспиталка еле сдерживала себя, натягивая правый ботинок теперь уже на правую ногу. И тут пацан объявляет:

– Это не мои ботинки!

Она с силой прикусила язык, чтобы не наорать ему в рожу: «ЧЕ ТЫ РАНЬШЕ МОЛЧАЛ-ТО?»

И снова она полчаса маялась, пытаясь стянуть эти ужасные ботинки. Когда ей это все же удалось, он сказал:

– Это ботинки моего брата. Мама заставила меня носить их.

Воспиталка уже не знала, смеяться ей или плакать. Собрав последние силы и терпение, она все же натянула ботинки снова и спросила:

– А где твои варежки?

На что мальчик спокойно ответил:

– Я запихал их в носки ботинок…

Суд над воспитательницей начнется на следующей неделе.

У сына друзей нашей семьи такая история. Отучился мученик науки в нашем институте атомной энергетики и только под самый конец образования узнал, что с их кафедры после выпускного останется времени в аккурат отнести диплом домой. Даже напиться времени не будет, потому что сразу загребут на подводный флот. Ненадолго. И не матросней. Но все равно обидно, тем более что флот Северный.

Так что истинный смысл поговорки «Мы – атомщики, нам бы к бабе прижаться и поплакать!» парень понял только тогда, когда ему настойчиво предложили прижаться к подлодке.

Тут он уже не плакал, он выл, как сирена.

В косяк родимой двери вцепился так, что думали уже вызывать спасателей, вырывать косяк и с ним уже доставлять новобранца к месту сборов.

И вот присылает он домой первое письмо с северных подводных лодок: помимо всех прелестей пребывания в Гаджиево, не поддавшихся членораздельному описанию (в каждой строчке только точки), и такой прикол. Привезли рекрутов на место службы, свалили в одну кучку в местном ДОФе и пригласили кого-то из начальства сказать приветственную речь. А чтоб все выглядело солиднее и торжественней, этот «кто-то» оказался убеленным сединами почтенным старцем и увешанным медалями морским волком (вся корма в ракушках).

Он долго распинался о чести, совести и почетности службы, а завершил речь приглашением остаться служить дальше после истечения срока отсидки.

Мол, морское братство крепкое, даже когда кто-то уходит в море, сослуживцы не забывают семьи друзей, заботятся о них.

– Особенно о женах! – тихо хрюкнул кто-то из глубины зала.

И тут почтенный старец наклонился поближе к микрофону, брякнул медалями и громогласно изрек:

– Если вы хотите сказать, что наших жен ебут, так это только тех, кто хочет ебаться!!!

Вот и все. Бездыханные новобранцы стекли со стульев на пол.

Это Валентин.

На Тихом океане, на плавбазе по утилизации «кое-чего» я жил и служил. И вот я спал в своей каюте, как всегда, в тревожном сне, прислушиваясь сквозь сон к объявлениям дежурного по кораблю, к звонкам и к шебаршащим матросам, которые все время норовят что-нибудь украсть (даже у меня). И вдруг я слышу за дверью каюты (я закрылся на замок) звон своей связки ключей (характерный такой звон только моей связки), кто-то открывает дверь, я, соответственно, ПРИОТКРЫВАЮ глаза и вижу, как входит черный силуэт-великан, подходит, останавливается у койки и смотрит на меня.


Еще от автора Александр Михайлович Покровский
«...Расстрелять!»

Исполненные подлинного драматизма, далеко не забавные, но славные и лиричные истории, случившиеся с некоторым офицером, безусловным сыном своего отечества, а также всякие там случайности, произошедшие с его дальними родственниками и близкими друзьями, друзьями родственников и родственниками друзей, рассказанные им самим.


«...Расстрелять!» – 2

Книга Александра Покровского «…Расстрелять!» имела огромный читательский успех. Все крупные периодические издания от «Московских новостей» до «Нового мира» откликнулись на нее приветственными рецензиями. По мнению ведущих критиков, Александр Покровский – один из самых одаренных российских прозаиков.Новые тенденции прозы А.Покровского вполне выразились в бурлескном повествовании «Фонтанная часть».


Каюта

Сборник Александра Покровского – знаменитого петербургского писателя, автора книг «Расстрелять», «72 метра» и других – включает в себя собрание кратких текстов, поименованных им самим «книжкой записей».Это уклончивое жанровое определение отвечает внутренней природе лирического стиха, вольной формой которого виртуозно владеет А. Покровский.Сущность краевого существования героя «в глубине вод и чреве аппаратов», показанная автором с юмором и печалью, гротеском и скорбью, предъявляется читателю «Каюты» в ауре завораживающей душевной точности.Жесткость пронзительных текстов А.


В море, на суше и выше...

Первый сборник рассказов, баек и зарисовок содружества ПОКРОВСКИЙ И БРАТЬЯ. Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги. Книга посвящается В. В. Конецкому.


Сквозь переборки

Динамизм Александра Покровского поражает. Чтение его нового романа похоже на стремительное движении по ледяному желобу, от которого захватывает дух.Он повествует о том, как человеку иногда бывает дано предвидеть будущее, и как это знание, озарившее его, вступает в противоречие с окружающей рутиной – законами, предписаниями и уставами. Но что делать, когда от тебя, наделенного предвидением, зависят многие жизни? Какими словами убедить ничего не подозревающих людей о надвигающейся катастрофе? Где взять силы, чтобы сломить ход времени?В новой книге Александр Покровский предстает блистательным рассказчиком, строителем и разрешителем интриг и хитросплетений, тонким наблюдателем и остроумцем.По его книгам снимаются фильмы и телесериалы.


72 метра

Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.