Кублерос - [45]

…

– Влади, а на вокзале говорили, ты стал приличным человеком – то ли кабачки на дачах начал воровать, то ли обезьянье дерьмо убирать в зоопарке!

– Чтоб тебя, Гера…

Влади – это я. Гера – здоровенный детина в одних трусах и тапочках, а сейчас, на минуточку, минус десять по Цельсию. Одному богу известно, как он год за годом ухитрялся не замерзать насмерть. Невзирая на свой размер, Гера всегда возникает из ниоткуда – прямо как сейчас, посреди улицы.

Я сразу начал думать, как от него избавиться, не хотел даже жать пухлую волосатую руку, но он протягивал ее так жалобно, словно просил подаяние.

– Влади, без тебя скучно… Пойдем смеяться над Эльзой! У нее в волосах теперь живут муравьи, а Гном говорит, что они хотят погреться!

– Нет. Я иду к Кикиморе.

– К Кики? – удивился Гера. – Я тоже хочу к Кики! Хочу погреться к теплой нежной Кики, чтобы она обняла старого доброго Геру и растерла его спину водкой!

Меня передернуло.

– Гера, к Кики я иду один.

– Какой эгоист! – сурово сдвинул он брови. – Ну а мне что делать?

– Пой про любовь. – сердито ответил я. – Говорят, это отлично продается.

На мое счастье, нас обступила громкая ватага студентов – кто-то резко засмеялся, вскрикнул – Гера отвлекся, и я слился с толпой. Мельком посмотрел назад и понял, что трюк удался – болван хлопал глазами, не понимая, куда я подевался. Пока он догадался обернуться, я уже исчез в подворотне и минуту спустя оказался совсем на другой улице.

Никогда не понимал, Гера без ума или просто дурачок? Один раз, когда все принесли еду, которую удалось достать за день, он кинул в кучу мертвую чихуахуа – отбилась у кого-то из богачей. Все подняли крик, отогнали его – а он взял собаку и устроил себе в уголке барбекю.

…

– Почему Влади так долго? Говорил, в районе полудня… – Кикимора и вправду была нежной, теплой и от нее приятно пахло – как-то сказала по секрету, что знает место в стоках, где всегда идет теплая вода и зимой можно стирать одежду и даже купаться.

– Гулял через Невский, Геру встретил. Еле убрался…

– А почему с собой не взял?

Я промолчал.

– Какой эгоист! – воскликнула Кики, ласково ударив меня в лоб. – Бросай это дело! Я каждого и ничья. Может и замуж за тебя пойти, а?

Я достал из кармана пачку купюр, протянул.

– Кики, у меня деньги есть. У меня много чего теперь есть, я работаю. Пойдем со мной?

Кики воровато цапнула деньги, спрятала в матрас и довольно улыбнулась.

– Дурак Влади, хоть и цивил. Я каждого и ничья, и не будет иначе.

Она потянулась, закурила ментоловую сигарету. Полезла из под одеяла – полотна из древних курток и дубленок, нацепила тапочки, поежилась, отпила водки из горла, потрусила к окну, зябко обнимая себя за плечи.

Я залюбовался. Тонкая, костлявая и все равно – игривая как котенок. Дура. Стоит на пятачке света, в воздухе минус, а она согреться хочет… Докурила, промерзла, завизжала, кинулась обратно под одеяло обниматься.

– Когда Влади успел таким стать? Откуда куртка, костюм, деньги? Ходят слухи, кабачки на дачах начал подрезать и…

Всегда считал очаровательной ее манеру говорить о собеседнике в третьем лице.

– Да-да, обезьянье дерьмо… Все дело в нем. – вздохнул я и сменил тему. – А на Невском гитарист-гастролер.

– Уверен, что гастролер? – хихикнула Кики. – Будто Влади каждого Питерского в лицо знает!

– Поет про любовь, любит чай и гвозди забивать…

– Так это Таллин!

– Таллин? Какой Таллин?

Кики мечтательно закатила глаза.

– Всегда приносит арбуз и пачку сладких сигарет. По гвоздям у него реально бзик – приходит и сразу гвоздь забивает, никак без этого не может! Вон посмотри…

Она показала вверх. Я посмотрел на потолочную балку и увидел, что она вся в гвоздях – тонких и с палец в обхвате, коротких и длинной в пару ладоней. Столько гвоздей, что балка изнутри должна походить на поролон.

Все сразу стало просто. Я думал мягко уговаривать и объяснять, а сейчас говорил жестко, словно в отместку.

– Кики, вас отловят на днях. Каждого. Кого закроют, кого пристрелят – как повезет. Полицаи будут со стволами и собаками. Детей в приют, кого поумнее – отправят в колонию.

– Откуда..? – Кики смотрела куда-то сквозь меня.

– Я дал наводку и подал идею. Нахрен притон. Нахрен детскую конуру, в которой нормально живет один из сотни. Нахрен Геру с трусами на половину проспекта…

– И меня нахрен? – осторожно спросила она.

– Теперь поняла, где я работаю? – бросил я вместо ответа.

Она отвернулась. Стало тихо, но я понял, что она беззвучно плачет. Хотел обнять – Кики не сопротивлялась, но и не подавалась. Наконец, вроде уснула.

Утром продолжу… Около часа мерз и курил в одних трусах, глядя в маленькое окно чердака. Не помню, как лег спать. Утром проснулся и увидел, что Кики рядом нет. Сунул руку в карман брюк и понял, что денег тоже нет, и мобильника.

Спускаясь вниз, подумал, что про любовь надо просто петь, тогда хоть на гвозди хватит. А в целом – ничего здесь нет моего. Все мое – всех и никого. И не будет иначе.

5. Хулиган

Внутри вагона сухо и тепло, за окном электрички пролетают столбы и отсчитывают километр за километром, колеса мерно выстукивают ритм. Валентина Николаевна дремлет, прислонившись к окну. Сумочка с классным журналом лежит рядом, под рукой.