Кубинский кризис. Хроника подводной войны - [102]

Первым торговым судном, которое мы перехватили, был сухогруз «Дивногорск» под советским флагом; его водоизмещение составляло десять тысяч тонн, портом приписки была Одесса, а палубный груз состоял, очевидно, из ракет «SS-4». Вертолет с авианосца «Эссекс» доставил нам фотографа, прибывшего из отделения боевого фотографирования штаба Атлантического флота. Фотограф, молодой петти-офицер третьего класса не старше девятнадцати лет, выглядел на посадочной площадке вертолета бледным и испуганным; у него был новейший фотоаппарат и громадный телеобъектив — мы должны были получить фотографии только высшего качества.

Итак, у нас была новая задача, и наш старпом, лейтенант-коммандер Лy Лестер, начал энергично действовать и проворно сочинил расписание для действий в особых условиях, как и требовало новое задание. На флоте корабельное расписание используется как организационная основа самой жизни корабля, т. е. все виды работ на корабле оговорены в специальной таблице, называемой расписанием, которое определяет каждому члену экипажа место и обязанности в любой ситуации. Этот порядок пришел еще со старого парусного флота, когда простые матросы призывались на службу зачастую из низов общества и, хоть и были в большинстве своем храбрыми и здоровыми людьми, не отличались особой остротой ума. Однако вскоре стало понятно, что расписание на корабле является ключевым элементом, не позволяющим любому событию на корабле (а разного рода события могли случаться на кораблях с завидной регулярностью) перерасти в хаос.

На «Блэнди» имелись расписание вахт и постов, расписание на случай противолодочной операций, расписание на пополнение запасов, расписание на случай оставления корабля, расписание для действия досмотровых групп, расписание по уборке корабля, праздничное расписание, а теперь еще и расписание действий при подсчете ракет. Проект последнего расписания был подготовлен старпомом, а офицеры дивизионов откорректировали его применительно к обязанностям своих подчиненных. В результате получилось удачное сочетание недавнего теоретического обучения в колледжах младших офицеров, приправленное мудростью начальников, практическим опытом петти-офицеров и правильными действиями и преданностью матросов и машинистов.

Все было возможным, и не было чересчур сложных задач для этой системы, которая эволюционировала много столетий, в течение которых жила эта морская традиция. Каким же образом, спросит любопытный, дела на флоте могут иногда быть донельзя запутанными?

В ходе подготовительных мероприятий к выполнению новой задачи, всего лишь в нескольких сотнях миль к северо-востоку от Гаваны, в океане, в самый разгар международного кризиса, благодаря неустанным трудам старпома на корабле откопали человека, который говорил по-русски. Этим лингвистом оказался натурализованный гражданин США по имени Вальтер Дубицкий; он был родом из Чехословакии и его родным языком был чешский, кроме того, он немного говорил по-украински и еще немного по-русски. Дубицкий представлял из себя образец классического моряка, имел звание петти-офицера второго класса и являлся машинистом из ремонтного дивизиона, который десятилетиями обслуживал эсминцы в Ньюпорте. Он был хорошо известен в эскадре и в Ньюпорте как легендарный американский матрос, хоть и бывший немного старше большинства своих сослуживцев, но всегда безукоризненно выглядевший в морской форме. Во время увольнений он слонялся по родному порту вместе со старшиной-рулевым Эмери, причем каждый цеплял на одно ухо золотую серьгу, а временами они носили на своих плечах и длиннохвостого попугая. Оба были отличными петти-офицерами, никогда не попадали в серьезные передряги, но все время ходили по узенькой дорожке, отделявшей порядок и дисциплину от «капитанской мачты». Дубицкому несколько раз присваивалось звание петти-офицера первого класса, но ему никак не удавалось удержаться в этом звании: однажды его арестовали вместе с Эмери за то, что в состоянии интоксикации они «катались» верхом на палке, изображавшей лошадь, по центру Теймз-стрит в Ньюпорте; в другой раз он «позаимствовал» такси для доставки на корабль заболевшего друга и был снова арестован. Дубицкий не был так густо покрыт татуировками, как Эмери, у которого они занимали большую часть не закрытого одеждой тела, включая сделанное на затылке изображение глаза. У сидящего на стуле у стойки бара (он там частенько пропадал) и коротко стриженного (он всегда носил короткую прическу) Эмери этот «глаз» смотрелся выглядывающим из затылка. В общем, эта парочка была классическими морскими волками.

В качестве помощника офицера-связиста я работал, согласно инструкции, с Биллом Морганом и отвечал за подготовку сообщений, которые семафором посылались на русские суда и предписывали им нужные курс и скорость. Я готовил сообщения на простеньком английском языке, затем петти-офицер Дубицкий, который работал в паре со мной, переводил их на русский. Процесс, казалось, шел хорошо, только вот в концовке каждого сообщения Дубицкому всегда требовалось много дополнительных слов, чтобы, как он заявлял, сообщение звучало на хорошем и доступном русском языке. Объяснив, что эти слова-вставки нужны для «подчеркивания» смысла, Дубицкий, однако, не смог перевести мне ни одного из своих дополнительных слов, что породило у меня определенные подозрения относительно его переводческих способностей. Гораздо позднее, когда я изучал русский язык, то узнал, что обычно в русском языке требуется меньше слов для передачи полноты мысли, нежели в менее точном английском языке. Тем не менее я доверял Дубицкому, а старпом все подгонял и подгонял нас. Много лет спустя, просматривая сохранившиеся у меня записи текстов переданных нами сообщений, я обнаружил, что Дубицкий использовал самые грязные ругательства, которые только можно найти в русском языке (а русский язык очень богат на ругательства), давая советским судам указания во время нашей деятельности во время кубинского кризиса.