Кто в тереме? - [55]

– Кира, а сколько раз вы ткнули ножом Антонину Семеновну?

– Ну… раз пять…

– У нее на теле было девять порезов.

– Да? Надо же. Да разве я в тот момент считала? Я была… как это… в состоянии аффекта! Она меня разозлила, ишачка старая! Другая бы на ее месте уже обоссалась бы со страху, а этой лучше было умереть, чем деньгами своими тухлыми поделиться.

– А с чего бы ей было так пугаться? Разве она собиралась умирать? К бабушке пришла в гости внучка, с подругой, разве Антонине Семеновне могла прийти мысль в голову, что подруга внучки поднимет на нее нож?

– Ну, я подняла же, – буркнула Кира.

– А почему она должна была отдать вам свои деньги? Вы считаете, вам они нужнее, чем ей? – опять вернулся к теме капитан.

– Конечно! – вскинулась девушка. – Они у нее на черный день лежали, какой там еще «черный день»! А мне сейчас нужно было!

– Зачем так срочно?

– На операцию!

– Юля. Вы мне сейчас пургу гоните. Никакая операция по смене пола вам не нужна, и делать вы ее не собирались. Вопрос конкретный: зачем вам так срочно понадобились деньги, что вы пошли на разбой?

Тут Бурлаков «бил» уверенно, наверняка. Уже на втором допросе Киры он попросил поприсутствовать штатного психолога из отдела кадров, а тот, узнав суть проблемы, привел своего знакомого, гораздо лучше разбиравшегося в «узкой» теме. По договоренности с ними, в ходе допроса Бурлаков задал Кире несколько вопросов, не имеющих отношения к расследованию, но важных для понимания ситуации.

– Ни о какой смене пола речи идти не может. У нее типичная женская психология, она ощущает себя женщиной и чувствует себя вполне комфортно. Причина «отъема денег» – какая-то другая, – сделал вывод психолог.

Теперь, получив вопрос в лоб, Кира на несколько секунд потеряла контроль над собой. У нее буквально отвисла челюсть.

– Как… С чего вы взяли? – возмутилась она, от растерянности не слишком убедительно. – Да вы просто этот… Гомофоб и шовинист. И все. Больше ничего говорить не буду! Статья 51 российской Конституции. И вообще, с какой стати вы ко мне привязались? Общаться буду только со следователем и в присутствии адвоката!

Итак, это был второй вопрос, на котором Кира уходила в глухую несознанку. Первый – присутствовал ли при нападении кто-то еще, кроме них с Юлей. Кстати, Юля тоже твердила, что они были только вдвоем. Как же тогда умудрялась Кира справляться с крепенькой Юлькой-спортсменкой и одновременно наносить удары ножом ее вовсе не хилой бабушке?

И третий вопрос: у кого все это время укрывалась Кира?

Матушка Киры Журавлевой звалась Татьяной, а в местах, где приходилось ей трудиться, добывая хлеб насущный, еще и «Черной вдовой». Внешности она была самой обычной. Можно было бы сказать – невзрачной, а можно – неброской, но это не соответствовало бы истине.

Она была когда-то миловидна: роста невысокого, но впечатляющих форм. С какого бока на нее ни посмотри – выпирала какая-либо округлость: сзади – пышные ягодицы, в профиль – грудь, словно диванная подушка, взбитая чистоплотницей-хозяйкой в генеральную уборку, и живот – подушка семьдесят на семьдесят. Если смотреть спереди – две старательно взбитых диванных подушки и под ними – еще одна, взбитая с тем же старанием.

И, тем не менее, когда она начинала, по пьяни, считать своих мужиков, пальцев на одной руке ей уже не хватало, а пальцы другой руки были на исходе.

В свое время она окончила кулинарное училище, но готовила отвратительно, и в поварах ее не держали. К тому же весьма злоупотребляла спиртным. Но до работы была жадная и добросовестная. Посему и пребывала в посудомойках, да в периоды авралов чистила картошку и шинковала овощи.

Тем не менее, холодильник у нее был полон, всегда имелась хоть одна нераспечатанная бутылка, а уж распечатанных – и не одна. Мужья у нее были сплошь «гражданские» и мерли один за другим. Один повесился, другой угорел, уснув в машине, третьего крепко побили, повредив легкие, и он спустя время угас в туберкулезной больнице.

Первопричиной всех смертей был алкоголь, но очередной муж, вселившись в Татьянин дом, тихо радовался достигнутой земле обетованной, не предчувствуя последствий. Инициатива выпить почти всегда исходила от нее.

– Что ж меня – убить теперь, если я пью много?! – хвастливо отбивалась она от соседок, сторонниц здорового образа жизни. – Мне же надо расслабиться! Я же не виновата, что не пьянею и не болею, что моему организму много нужно!

Устойчивость к алкоголю была предметом ее скромной гордости.

Когда умирал очередной муж, соседки злословили:

– Таньку Бог на землю послал, чтоб она побольше алкашей извела!

Послав Таньку на землю с этой благой целью, Господь предусмотрел один важный момент: он не допускал рождения у нее детей: очередная любовная история всякий раз заканчивалась выкидышем. Но вот появился в ее жизни четвертый по счету муж, Паша, старше нее на 17 лет (ей в ту пору было 33).

Паша сводил Таньку в ЗАГС, и за те пять лет, что существовала их ячейка общества, один раз всего и побил, вернее – стукнул крепенько. Жизнь налаживалась.

Родилась девочка, Кира, слабенькая, семимесячная, но уцепилась за жизнь. Дочери едва исполнилось четыре года, как Пашка разделил участь предыдущих Татьяниных мужей, и в его случае был не суицид и не насилие, а закономерный итог бурно прожитой жизни, особенно последних пяти лет – цирроз печени.