Кто в тереме? - [53]

– Она стала чаще уходить из дома? Принаряжалась?

– Да нет, из дома не чаще уходила. Принаряжалась – да! Когда шла на смену. У нас ведь в отделении не только старичье да глубоко женатые лежат, и молодые-интересные бывают. Но у нас с ней дежурства не совпадали, да мы обе еще подрабатывали на полставки. Случалось, и виделись не каждый день.

– А вчера?

– Вот и вчера: она с ночного пришла, когда я уже убежала. А с работы я припозднилась, к внукам забежала, так что и не знаю, в какое время она из дома ушла.

Хозяйка проводила оперативников до калитки.

Откуда-то из-за сараев выскочил антрацитового цвета пес и, черной молнии подобный, устремился к незваному гостю. Хозяйка вела себя индифферентно и классическое «пошел вон!» кричать не торопилась.

Бурлаков поднапрягся – пес был немалого росточка. Собаки в артюховских дворах на привязи, по большей части, не сидят, разве что уж особо впечатляющих размеров и агрессивные. Они с малолетства дышат воздухом свободы, не зная цепи, и рассекают по двору, где вздумается.

Поэтому гость из местных, впервые посетивший чей-либо дом, всегда заглядывает опасливо в гостеприимно распахнутую калитку и задает традиционный вопрос:

– Собака есть?

Следует традиционный же ответ:

– Не бойтесь, она не кусается!

При этом в голове гостя-неартюховца рождается резонный вопрос: а зачем тогда держать во дворе собаку, если не для охранных функций? Если бы он его высказал вслух, то получил бы столь же резонный ответ: ну, а как же во дворе без собаки?

– Не бойтесь, – вымолвила, наконец, Валентина Трофимовна, – Блэшка – ласковый, он не тронет.

Она не была оригинальной: все артюховские хозяева уверены в лояльности своих питомцев к гостям. Случается, что они на этот счет сильно заблуждаются.

Произносила хозяйка свое успокаивающее предупреждение, когда Блэшка с разбегу уже поставил грязные лапы Бурлакову на грудь и, свесив розовый язык набок, одарил его теплым проникновенным взглядом, как бы спрашивая, все ли у капитана в порядке.

– Фу, Блэк, фу! – постфактум разродилась хозяйка.

А какой, к черту, порядок? Теперь вот куртку отчищать.

«Да ты, похоже, по жизни тормоз», – констатировал впавший в меланхолию капитан, адресуясь мыслью к хозяйке Блэшки. По его пристрастному мнению, Валентина Трофимовна наверняка могла бы и больше рассказать об Оле, все же два года у нее девушка квартировала. Можно сказать, хозяйка – самый близкий человек из Олиного окружения.

Сельская девочка, одна в городе, родители далеко… Если между ними и впрямь такие теплые отношения были, должна была тянуться к хозяйке как к матери… Но не на полиграф же ее тащить.

Вот если бы не сам Бурлаков ее опрашивал, – пришла внезапно мысль, – а к примеру, знакомицы-приятельницы, Людмила Петровна со товарки! Они бы порылись в глубинах подсознания Валентины Трофимовны! В дружеской женской непринужденной беседе, да за чашкой, а то и рюмкой чая… Возможно, очень полезные для следствия мелочи и подробности всплыли бы. Или что там у нынешних пенсионерок котируется?

«Мохито», «Амаретто», – передразнил он мысленно Людмилу Петровну, хотя именно эта последняя стыдливо призналась в своей слабости к чистому, классическому, русскому самодеятельному напитку. Производства Антонины Семеновны, естественно.

Вот уж выездной полиграф, с доставкой на дом! Мысль мелькнула шутливая, в порядке бреда, но не пропала втуне, а так и застряла у капитана в сознании.

Вот с Кирой Журавлевой – ведь очень любопытные вещи рассказала ему Людмила Петровна, позвонив недавним вечером. Очень любопытные. Где-то рядом с ней, он слышал, шумно сопереживала Лидия Федоровна Херсонская, вставляла ремарки. Сама пообщаться не захотела, не снизошла…

– А чего ты от нее хочешь? – спросил у него внутренний голос.

Как и голос Людмилы Петровны, он имел обыкновение вступать в диалог спонтанно. Может, они все к этому склонны, внутренние голоса? Как незваные гости – появляются всегда неожиданно и ведут себя бесцеремонно. И хочется поскорее от них избавиться.

– Да ничего я от нее не хочу! – рассердился Бурлаков. – Странно мне было бы чего-то от нее хотеть. Она похоронила любимого мужа, я – женатый человек! Вроде бы. Просто… приятная женщина…

– Ага! – внутренний голос сочился сарказмом. – Особенно сейчас. Замученная, неухоженная, страдающая… К тому же грубиянка!

– Все равно… – капитан и сам почувствовал слабость этого своего аргумента. – Симпатичная, – добавил еще один, чтобы подкрепить предыдущий.

– Уж с твоей-то женой не сравнить!

Это была чистая правда. Лена была хороша. Бурлаков попробовал представить, как вела бы себя его жена, случись с ним такая история. Бегала бы по заброшенным дачам, ведомая лишь интуицией и отчаянием? Билась бы в истерическом припадке над нелепо погибшим мужем – алкашком, между прочим? Стала бы, вообще, вытаскивать его из алкогольной бездны?

Капитан подумал, что первая мысль Лены при сообщении об его смерти была бы о приличествующем траурной церемонии наряде. Беззаветной преданностью – вот чем зацепила его эта женщина, Лида Херсонская.

Впрочем, разве кто-нибудь смог объяснить, почему даже в уличной толпе взгляд выхватывает конкретную женщину? Идут себе мимо и идут… Красивые, симпатичные, хорошенькие и не очень. И вдруг одна привлекает внимание – чем? Жестом, гримаской, улыбкой, тембром голоса. И она может быть вовсе не красавицей, а взгляд задерживается на ней, и других уже нет.