Кто в армии служил, тот в цирке не смеется - [26]

Проехали границу Германии. Тоже без особых проблем, просто более тщательный досмотр. Ходят с собаками, заглядывают в машины и под них. Но всё, что надо провезти, у отцов-командиров закрыто и опечатано страшными печатями. Секретное оборудование. Ферботен! Запрещено! Низзяяя!!! Стой, стрелять буду!

Саня посмотрел из окна автомобиля. Немецкие солдаты и офицеры. Форма — как у немцев из фильмов про войну. Овчарки заливисто лают на проезжающие машины. Даже неприятный холодок по спине пробежал, будто в плен везут. Сейчас разгрузят и в концлагерь. Арбайтен, шнеллер, шнеллер, руссиш швайн!!! Работать, рус Иван! Тьфу! Вот голова дурная и мысли такие же. «Меня-то сразу в печку отправят за мою физиономию. За своего парня я только на Кавказе схожу. А здесь я — „юде“, хоть и русский дворянин по рождению!» — подумал Белозёров и даже закурил с расстройства. Тьфу, ещё раз!

Проезжающие встречные немецкие автомобили, увидев колонну русских военных машин, в панике съезжают на обочину. И подальше. Да! Видимо, хорошо себя проявил здесь ограниченный контингент советских войск в Германии!

Остановились. Развернуть узел связи! Побежали муравьи, даёшь железный муравейник! Охрану в этот раз усилили, даже развернули по периметру колючую проволоку. Здравствуй, заграница!

Стоим в небольшом лесу, рядом какой-то городок. Опять всё как у нас, только аккуратнее и чище. Обидно за нашу победившую в страшной войне страну. Но есть оправдание — у них территория меньше, легче убирать. Не то что у нас! Ну вот, сразу и полегчало на душе! Главное, себя успокоить, и можно ничего не делать! Только дурак не найдет себе оправдание…

Выход в город запрещён. Можно лишь наблюдать в бинокль. Правда, запрет не касается старших офицеров. Комбат майор Маслов — Масёл каждый вечер ходит в местный «гаштет», или как там он у них правильно называется, короче, в местный бар.

Стоим три дня, и каждый вечер бесплатный цирк.

Пыльная дорога от городка к лесу. По ней идёт, качаясь, человек. Пылит потихоньку! Подходит ближе. Это и есть наш комбат, майор Маслов, родом из Одессы. Слышится отдаваемый из последних сил приказ комбата:

— Хлопцы! Матрас! Матрас, живо!

Бросаем по ходу его движения полосатый солдатский матрас. Подошёл, запнулся, упал, уснул.

Утро. Проснулся. Орёт:

— Батальон, становись!

Построились. Говорит:

— Дети! С седыми яйцами! Член в трехлитровою банку не влазит! А вам всё пизд… хаханьки да смехуёчки! А связи как не было, так и нет!

— Никак нет, товарищ майор! Батальон свою задачу выполнил, необходимая связь обеспечена. Получена похвала от руководства учениями.

— Да-а-а? — возглас дикого удивления — Орлы! Молодцы! По результатам учений представить мне список на поощрение. Вольно! Разойдись по рабочим местам! Немченко, принеси мне компоту. Отчего так пить хочется, а?! Бегом!!!

Тяжело в учении — легко в бою. Ура-а-а!!! Задача выполнена. Домой! Наконец-то домой!

Окоп

Всё тайное рано или поздно становится явным.

Народная мудрость

Командир отдельного фельдъегерского взвода, называемого в полку «дикой дивизией», был по жизни очень невезучий человек. То ногу ломал, то руку, и на время отсутствия его обязанности приходилось исполнять заместителю, кем и являлся в то время Саня Белозёров.

Почему их звали «дикой дивизией», объяснялось просто. Нервные были ребята! Достаточно было почитать инструкцию по сопровождению документов типа: «При нападении на машину фельдъегерской связи необходимо применить все меры для отражения нападения. В случае невозможности отражения нападения применить все меры для уничтожения документации и ликвидировать носителя информации…» То есть того, кто её везет, поскольку некоторые особо важные виды информации передавались в устной форме фельдъегерям, на случай её утраты. Ну, вы поняли, как говорят в Одессе! Белозёрову один знакомый «секретчик», который воевал в Афганистане, рассказывал: «Сижу в бронетранспортёре с канистрой бензина в одной руке и секретными документами в другой и жду, когда граната упадёт в люк, нервничаю…»

Помимо фельдъегерей во взводе служили водители автомашин старших офицеров полка и сотрудники строевой части, то есть полкового отдела кадров. Сам фельдъегерский взвод, хоть и назывался «отдельным», был прикомандирован к третьей роте полка для того, чтобы хоть кто-то из офицерского состава был надзирающим над этой «дикой дивизией».

Когда при построении присутствовал командир батальона, каждый раз повторялась одна и та же сцена:

— Батальон! Равняйсь! Смирно! Белозёров, уведи своих раздолбаев на левый фланг и встань за четвёртой ротой. Мне людей надо считать, а не раздолбаев! — слышался грозный рык командира второго батальона майора Маслова.

— Не могу, товарищ майор! По штату я прикомандирован к третьей роте и обязан стоять вместе с ними, — отвечает Белозёров.

— Что? Пререкаться? Выйти из строя, шагом марш! — командует Масёл.

Белозёров, нарочито чеканя шаг, выходит из строя и, лихо развернувшись к Маслову лицом, замирает по стойке «смирно». Комбат подходит к Белозёрову:

— Ну что, сержант, служба надоела? Решил попререкаться с начальником?

— Никак нет, товарищ майор! Только по штату… — Саня не успевает досказать, его прерывает майор.