Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы - [20]

Поэтому я считаю, что "историю перфторана" нельзя считать ни частной, ни завершенной. Она требует принципиального обсуждения.

Г. Иваницкий, член-корреспондент АЦ СССР

МНЕНИЯ УЧЕНЫХ

Я. КОЛОТЫРКИН, академик, директор Научно-исследовательского физико-химического института имени Л.Я. Карпова

В историю с перфтораном я попал неожиданно: по телефону мне сообщили, что президент АН СССР подписал приказ о создании комиссии, назначив меня ее председателем. Перезвонив Анатолию Петровичу, я сказал ему, что не имею никакого отношения ни к медицине, ни к Институту биофизики, никого в нем, включая директора, не знаю. Александров ответил: вот и отлично, будете объективны.

Мне передали все имеющиеся к тому времени документы, в том числе заключение "по делу" комиссии Минздрава СССР, которая разбиралась в ситуации перед нами. Первое же знакомство с документами вызвало массу недоуменных вопросов. Скажем, авторитет научных учреждений и квалификация ученых, вовлеченных в работу над препаратом, были, как говорится, на уровне мировых стандартов, а школа академика И. Кнунянца по фторорганическим соединениям сама этот уровень задавала. Подозревать кого бы то ни было в некомпетентности могли лишь те, кто преследовал свои корыстные, клановые интересы.

Не рассеяли недоумения и протоколы, отражавшие ход научных экспериментов и клинических испытаний. Медики, первыми применившие перфторан, оценивали его положительно. Фармкомитет дал официальное разрешение на проведение второй расширенной стадии клинических испытаний. Все убеждало в том, что созданный совместными усилиями отечественный кровезаменитель превосходит известные зарубежные аналоги.

Что же послужило причиной развернувшейся "кампании" проверок и преследований? Я задавал этот вопрос всем, кто был причастен к судьбе "голубой крови". Все ссылались на Минздрав. Тогда я добился встречи с министром, теперь уже бывшим, но и он, по сути дела, ничего объяснить не мог. Ни одного серьезного аргумента: мол, получил письма от ряда организаций, выражавших сомнения в препарате, и вынужден был создать комиссию. Вот и все.

Но удивителен не только факт создания комиссии — настораживал явно тенденциозно подобранный ее состав. В частности, предложение включить в нее разработчиков препарата, выдвинутое А. Фокиным, академиком-секретарем отделения общей и технической химии АН СССР, было отклонено вице-президентом Ю. Овчинниковым. Одновременно был поставлен вопрос о снятии Г. Иваницкого с поста директора Института биофизики АН СССР.

При этом А. Баев, тогда академик-секретарь Отделения нашей академии, которому институт подчиняется, в разговоре со мной характеризовал Генриха Романовича как директора даже выше его предшественника, академика Г. Франка.

Потом и Овчинникова в присутствии Баева я прямо спросил: имеются ли у него какого-либо рода претензии к руководству ИБФ, которые служили бы основанием для снятия Иваницкого? И есть ли претензии к научному уровню работ института?

На оба вопроса Овчинников ответил однозначно: у него таких претензий нет. Впоследствии, когда я докладывал свои соображения в Отделе науки ЦК КПСС, этот пункт вызвал у моих собеседников нескрываемое удивление: что? не мог вам так отвечать Овчинников!.. Видимо, им приходилось слышать иную его точку зрения.

Затем произошло непредвиденное: я оказался в больнице. И когда членам нашей комиссии удалось сблизить позиции и подготовить проект заключения, она была распущена… Наше мнение уже никого не интересовало.

Дело прошлое, и что на самом деле послужило причиной этой неприглядной истории, которая не украшает ни Академию наук, ни Минздрав, — сегодня никто не ответит. Может, кое-что прояснит давний звонок Овчинникова мне как председателю секции химии и химической технологии Комитета по Ленинским и Государственным премиям. Предупредив, что будет говорить со мной официально, вице-президент АН СССР стал возражать против выдвижения работы по фторуглеродам на Госпремию. Особое негодование Овчинникова вызывал Иваницкий, который, мол, уже одну премию имеет! Поразительна была не столько "фактология" обвинений коллеги, сколько отношение к действительно отличной химической работе, высоко оцениваемой большинством специалистов. Не говоря уж о том, что в списке соискателей премии Иваницкого вообще не было.

Прошлого не вернешь, и мы никогда не узнаем, что, какой сгусток событий поставил Белоярцева на грань жизни и смерти. Очевидно, в работе лаборатории и в поступках ученого имелись какие-то недочеты и даже нарушения. Но, судя по всем документам и беседам, могу с чистой совестью заключить: без его энергии, увлеченности, настойчивости мы и сегодня не имели бы кровезаменителя, в котором нуждается здравоохранение, особенно в пору ограничений переливания крови, накладываемых СПИДом. А перфторан есть, пусть даже его необходимо доработать. Но доработать — не значит начинать с нуля. Необходимо вернуть Белоярцеву доброе имя и, приложив усилия, наверстать впустую выброшенные годы.

А. ФОКИН, академик, директор Института элементоорганических соединений имени А.Н. Несмеянова АН СССР

С разработкой пущинских биофизиков я знаком постольку, поскольку в нашем институте в лаборатории, возглавляемой академиком И. Кнунянцем, готовилась химическая основа препарата перфторан.