Кто убил классическую музыку? - [7]
«Это не наша вина», — говорят агенты, руководители звукозаписывающих студий, менеджеры оркестров и директора фестивалей, занимающиеся этим бизнесом. И в их словах есть доля правды. Однако, оглядываясь назад, на более чем два с половиной столетия существования профессиональной музыкальной деятельности, мы можем видеть, что именно они придумали те искушения, которые довели музыку до сегодняшних проблем. Бели вы хотите знать причину бедственного положения классической музыки, понять, почему в жизни среднего класса она играет сегодня меньшую роль, чем в любой период времени со дня смерти Бетховена, то вам необходимо внимательнее присмотреться к избегающим публичности людям, которые контролируют организацию музыкальной жизни и доходы. К людям вроде суперагента, державшего в своих руках восемьсот карьер (см. с. 180–239). К людям вроде короля спорта, никогда не видевшего «Свадьбу Фигаро», но, тем не менее, возжелавшего внести изменения в постановку оперы (с. 420–447). К людям вроде пресс-агента, заправляющего конгломератом фирм звукозаписи, или японского предпринимателя, владеющего этим конгломератом (с. 448–480). К людям вроде великого дирижера, разрушившего экономическое равновесие в сфере музыкального исполнительства (с. 210–214). К людям вроде воротил-спонсоров, захватчиков чужой собственности, продавцов пиратских дисков. Часто говорят, что музыкальный бизнес — это бизнес во благо народа и что для руководства талантами других людей нужен особый талант. Сегодняшняя нехватка звезд приводит к тому, что некоторые из находящихся за сценой представляют больший интерес, чем те, кто на этой сцене выступает.
Может быть, в моих словах есть доля ереси, но двенадцать лет пристального интереса к этому замкнутому миру убедили меня в том, что музыка — это нечто большее, чем совокупность ее создателей и исполнителей. Те, кто организует концерты и продает билеты, те, кто рекламирует и продвигает артистов, агенты и импресарио, специалисты по акустике, бухгалтеры, звукоинженеры и сценографы — вплоть до критика, оплевывающего исполнение, — все играют куда более значительную роль, чем можно подумать. Ни одному музыканту еще не удавалось выехать только на своем таланте. Чайковский выглядел бы весьма патетично без поддержки своего издателя Юргенсона. Стравинский обязан своей карьерой балетмейстеру Дягилеву. Филармонические традиции Вены и Берлина основаны на провидческом даре двух не воспетых еще антрепренеров (с. 82–94). В Америке оркестры существуют благодаря паре производителей роялей и одному радиомагнату (с. 78–81).
Звукозаписывающая индустрия обязана своими профессиональными стандартами человеку, растратившему средства компании «И-Эм-Ай» (с. 365–373). Публикация музыкальных произведений расцвела после того, как композиторов заставили продавать пожизненные права на них за пустые обещания (с. 397–407). Далеко не все из этих мотивов и методов достойны восхищения, но они способствовали тому, что серьезная музыка вошла в число необходимых основ цивилизованной жизни.
Ученые-историки, не обращавшие внимания на злодеяния отцов-основателей музыкального бизнеса или прощавшие их, к сожалению, распространили ту же снисходительность и на ныне живущих мошенников. Ведущие справочные издания, например «The New Grove Dictionary of Music and Musicians» и «Die Musik in Geschichte und Gegenwart», деликатно обходят молчанием главных воротил бизнеса в классической музыке. Это умолчание, на мой взгляд, препятствует конструктивному пониманию кризиса, существующего в музыке. Без правды о старых преступлениях нераскрытыми останутся и те, что совершаются сегодня. Если мы не можем, например, признать тот неприятный факт, что Адольф Гитлер неоднократно перекраивал карту музыкальных издательств (с. 404–405, 410–412), то вряд ли нам станет ясна подоплека творческой подавленности сегодняшних композиторов. И до тех пор, пока мы соглашаемся с тем, что звукозаписывающая индустрия сегодня целиком находится в руках производителей компьютерного оборудования и вооружений (с. 380–381), мы не поймем, почему идеалы, руководившие некогда звукозаписью, сегодня стали несостоятельными и немодными. Если музыка, будь то в живом исполнении или в записи, сегодня не вызывает такого трепета, как раньше, то для этого должна быть причина — и такая причина, поверьте моему слову, существует!
Большинство из тех, кто всерьез размышляет над музыкальными проблемами (а таких людей обычно бывает очень мало, буквально горсточка), допускают — во всяком случае в частных беседах, — что все в их мире встало с ног на голову после — как бы это определить точнее — «черного понедельника», то есть биржевого краха в октябре 1987 года. Биржевые операции резко сократились, доходы от записей упали, основные игроки утратили свою независимость, государственные и деловые фонды истощились, и артисты, которые раньше могли рассчитывать на самостоятельную сольную карьеру, теперь оказались вынужденными просить место со стабильной зарплатой в оркестрах, а те, в свою очередь, сами уже находились на грани краха.
Эту ситуацию нельзя связывать только с последствиями экономического спада. Она не сопоставима, например, с кризисом 1929 года, корда после трех лет нервотрепки музыкальная жизнь снова расцвела благодаря бурному развитию радио и звукозаписывающей индустрии, а также благодаря потребности публики в духовной опоре, которая усилилась на фоне сгущавшихся тогда туч войны. На сей раз привычке посещать концерты противостояли новые увлечения — компьютерные игры, телевизионные спортивные передачи, загородные дома — и ночные страхи, присущие большим городам. Взрослые горожане, бывшие некогда опорой живой музыки, боятся выходить в город после наступления темноты. Молодые слушатели уже не испытывают особого желания покупать записи потускневших звезд. Агенты назвали это явление «проблемой снижения уровня презентации музыки». Сторонние наблюдатели видят в нем божественную кару, постигшую музыкальный бизнес за то, что он пытался, за неимением настоящих гениев, подсунуть нам ничтожества, требующие сверхгонораров, и малолетних «скрипунов». Когда эта тяжелая артиллерия оказалась небоеспособной, рухнула вся армия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своей новой книге британский музыкальный критик Норман Лебрехт — автор нашумевшего бестселлера "Кто убил классическую музыку?" — продолжает расследование. На сей раз мишенью для разоблачений стали дирижеры — кумиры музыкального бомонда ХХ века.Современный дирижер — "Маэстро Миф", как называет его Лебрехт, — суть "коктейль духовной мощи и сексуальной удали", тиран и диктатор, и герой-любовник в придачу. Иными словами, персонаж вполне гламурный.Этот миф складывали почти полвека — Бюлов и Караян наделили дирижера чертами диктатора, Рихард Вагнер — мессианским комплексом и гипнотическими свойствами, а Фуртвенглер — неуемной страстью к любовным похождениям.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.