Кто-то новый - [19]

Я тяжко вздохнула – ну почему ни у кого нет чувства юмора?

– Соседи кажутся приличными людьми. Совсем рядом живут три студента, которые тоже учатся в Мэйфилдском колледже.

– И что изучают? – осведомилась мама, откусывая тарталетку.

– Кэсси занимается литературой, Мауриций – графическим дизайном, а еще играет в футбольной команде, а Джу… про Джулиуса не знаю, – неловко споткнулась я на имени Джулиана. Интуиция подсказала не разбалтывать о нем маме. Маловероятно, что она до сих пор помнит официанта, которого уволила сто лет назад, но рисковать не хотелось.

– Они тоже первокурсники?

– Нет, они уже на втором курсе.

– А как продвигается твоя учеба? – спросил папа.

Я лишь вздернула плечами.

– Отвечай как следует.

– Все нормально, – соврала я: хуже было только на школьных уроках физкультуры.

– Что-то не слышно энтузиазма, – недоверчиво бросила мама. Она же не идиотка и точно знает, что я никогда не мечтала о поступлении на юридический факультет. Наверное, надеялась, что я втянусь, как только начну учиться. На худой конец, должны сработать ее гены: статьи законов у меня в крови.

– Просто не могу сказать большего. Учеба же только началась.

– Начало – это самое захватывающее, – мечтательно протянул папа. – Помню я свой первый месяц в Гарварде. Только-только приехал в город и твердо решил, что буду жить в общежитии, а не в квартире, как предлагал отец… – Он предался воспоминаниям о студенческих годах, выдав целый монолог. Папа всегда вспоминал об этом времени с улыбкой и всегда мечтал, что мы с Эдрианом тоже пойдем в Гарвард, хоть и не настаивал. И все же его разочарование от того, что наш выбор пал на Йель, оказалось и близко не столь огромным, как его недовольство моим решением идти в Мэйфилдский колледж.

Папа все вещал про Гарвард, а Рита уже убирала пустые тарелки и подавала основное блюдо. Я знала каждое слово в истории о его первых днях в Кембридже – городке, где располагался университет, – но мне все равно нравилось слушать отца. То, как он пылал энтузиазмом, было как бальзам на душу: когда он сегодня говорил о работе, никакого воодушевления и близко не чувствовалось.

– На этой неделе я встретила Диану Готфрид у парикмахера, – заметила мама, когда папа закончил рассказ, а Рита принесла десерт. Это прозвучало как бы мимоходом, но я-то прекрасно знала свою мать и догадалась, куда она клонит. – Ее сын Клейтон в восторге от Йеля. Говорит, это лучшее решение в его жизни.

Я сосредоточилась, чтобы не закатить глаза.

– Хорошо ему.

– Может, и тебе там больше понравится.

– А может, и нет, – сухо бросила я. Мы с папой и мамой уже раз двадцать об этом спорили, и мне сей разговор порядком надоел. Они хотели, чтобы я поступила в Йель. Ноги моей там не будет. Мы злились, а заканчивалась дискуссия разочарованием и обреченностью. По всей вероятности, родители не оставят надежд на колледж Лиги плюща, пока я не получу диплом.

– Там рядом с тобой будут люди твоего круга, – вмешался папа.

Я посмотрела на отца угрюмо. Почему они завели ту же песню именно сейчас? Вечер казался таким приятным до сего момента.

– Я и так среди людей своего круга. Все мои однокурсники изучают юриспруденцию, как и в Йеле.

– Не смеши меня. Это и сравнивать нельзя, – разозлился отец.

– Почему же? – дерзко осведомилась я. – Потому что они не прячут под матрасами семизначные суммы?

– Дело не в деньгах, – отрезала мама, покачав головой, при этом свет от люстры изящно преломился в ее бриллиантовых серьгах, которые стоили как небольшой автомобиль. – У этих людей совсем другая жизнь. Их воспитывали не так, как тебя.

– И правда, например, не в гомофобных семьях.

– Михаэлла! – рявкнул отец, гневно сверкнув глазами. Я изрекла слово на букву «Г», с которым родители не хотели иметь ничего общего, впрочем, как и с сыном-геем. Какая ирония.

Я ответила отцу упрямым взглядом. Я не хотела этого произносить: просто сорвалось с языка. Но такова реальность, и я не собиралась извиняться за правду и тем более брать свои слова назад. Иначе я выставлю себя ничем не лучше родителей.

Мама хмыкнула.

– Успокойся, Грэм. Ничего же не случилось.

Она взяла его за руку. Некоторое время отец никак не реагировал на прикосновение, а только продолжал в упор смотреть на меня, но наконец он отвел взгляд и расслабил плечи.

– Прости, – вздохнул он. – Я не хотел срываться.

– Извинения приняты, – с улыбкой промурлыкала мама, выжидающе посмотрев на меня: требование недвусмысленно.

Но я не собиралась говорить то, что она хотела услышать.

Я просто молча взглянула на мать, а она нахмурила брови – этому взгляду она научилась за долгие годы работы в суде и могла выдерживать его бесконечно. Но мы не в зале суда, я – не подсудимая, поэтому маме пришлось в конце концов разочарованно отвернуться.

Как же я устала! Да и сердце у меня измучилось. Полусонная, я поднималась к себе, не слыша ни звука, кроме скрипа ступеней. Деревянные половицы холодили босые ступни: высоченные каблуки я сбросила еще в машине, после долгих часов на ногах болели пальцы и пятки.

После ссоры с родителями я отправилась в «Супернову». В тот вечер клуб оказался забит до отказа. С напускной улыбкой я слилась с толпой счастливых людей, расспрашивая всех об Эдриане и показывая его фотографию. С надеждой я вглядывалась в лица, ожидая увидеть блеск в глазах, который подсказал бы, что Эдриана узнали. Тщетно. Ни одна живая душа его не видела – так повторялось из раза в раз, но почему-то именно сегодня меня будто ножом по сердцу полоснули. Это из-за ужина у родителей? Или потому, что в толпе в клубе меня грызло одиночество? А может, я просто впервые с тех пор, как начала поиски брата, вернулась поздно вечером в пустую квартиру? Одинокая и измученная несбывшимися надеждами.