Кто там ходит так тихо в траве - [3]
— Скажи... скажи, а у тебя сейчас никого нет... в животике? А то лет через десять опять будем спорить, летел он в самолете или не летел?
Мама засмеялась и сказала:
— Нет, дорогой, никого нет. Разве тебе мало одной Зики?
— Мне ее вот так хватает, — сказал я и провел пальцем по горлу.
Зика сказала:
— Балда ты.
А я сказал:
— Тогда, в те далекие годы, я мог видеть Эрмитаж, и крейсер «Аврору», и Петропавловскую крепость, а ты нет.
— Ты мог?! — закричала она. — Ты мог?! Да тебе тогда был год времени!
— А тебе ноль! — сказал я.
Теперь ясно, я думаю, что у меня за сестренка.
Я шел под дождем, но совсем об этом и не думал, а думал о том, что хорошо, что сегодня воскресенье, что не нужно идти в новую школу, что дождь кругом и я один, и можно пойти и посмотреть Эрмитаж, и Петропавловскую крепость, и «Аврору».
Я спросил у одного человека, как мне доехать до Эрмитажа, и он сказал, что на таком-то троллейбусе.
Я сел в троллейбус, устроился у окна и долго глядел, как хлещет дождь по асфальту. Я долго ехал. Потом троллейбус остановился и никуда не пошел дальше, а кондукторша сказала:
— Все, все, граждане. Кольцо. Приехали.
— А где здесь Эрмитаж? — спросил я у нее.
— О, милый! — сказала она. — Это в другую сторону. Выйдешь и садись во-он там. Завидую, что ты сегодня увидишь эту сокровищницу.
— Спасибо, — сказал я и выскочил из троллейбуса и тут же увидел, что дождь хлещет как угорелый. Все люди кругом побежали, и я побежал, в каждой парадной было битком набито, я бежал все дальше и дальше, куда-то завернул и вдруг увидел... море.
Я остановился, раскрыл рот... нет-нет, не так — сначала раскрыл рот, потом остановился и стал смотреть на тихое серое море без конца и края.
Кто-то схватил меня за руку и втащил в темную парадную, я растерялся сначала, потом огляделся и увидел всего одного человека, — видно, он и втащил меня в парадную.
— Ты что, с ума сошел? — спросил он. — Что ты стоишь на таком дожде, что ты там увидел?
— Это, — сказал я и махнул рукой в сторону моря. — Море.
— Это Финский залив, — сказал он.
— Я никогда не видел, — сказал я.
— Но он же не замерз, льда нет, — сказал этот человек возмущенно.
— Ну и что? — спросил я. — При чем здесь лед?
— Зимой я ловлю здесь рыбу, — сказал он.
— А летом? — спросил я.
Он посмотрел на меня с подозрением.
— Не признаю, — сказал он. — Только зимой. Запомни — не признаю. Не признаю, понял? Запомни это. Только зимой я ловлю рыбу.
И он выбежал из парадной, юркнув куда-то влево. Я выглянул и поглядел ему вслед и увидел, что дождь перестал, и тогда я пошел на залив. Я еще подумал, не поехать ли мне обратно, чтобы посмотреть разные замечательные места, но меня так и тянуло на залив, к тому же, подумал я, эти замечательные места находятся далеко друг от друга, и я опоздаю домой; я не знал еще тогда, что Эрмитаж, и «Аврора», и Петропавловка, и Исаакий — все рядом.
На заливе было пустынно и тихо, дождь почти перестал, только немножечко прыгал по воде, и я пошел вдоль воды, по мокрому песку, глядя, как вдалеке, на горизонте, медленно плывет малюсенький кораблик с длинным хвостом дыма из трубы.
Как же это все получается? И почему я хочу сделать что-нибудь одно, а выходит наоборот, вообще по-другому? В школе я незаметно хотел поглядеть на девочку, но она-то все заметила, еще хуже — на ее глазах я налетел на директора, именно мой, а не чей-нибудь портфель должен был вырваться из руки и не просто упал, а именно кому-то на голову. Всего один раз я был в новой школе, я ничего особенного специально не сделал, а некоторые уже смотрят на меня с улыбочкой.
Я обернулся и увидел, что какой-то человек быстро идет вдоль воды в мою сторону, а ведь никого не было, и мне так хотелось побыть в одиночестве. Он вскоре нагнал меня, и я увидел, что это тот самый человек, который втащил меня в парадную.
— Не могу успокоиться, нет, — сказал он, часто дыша от быстрой ходьбы. — Нет, не могу. Я должен еще раз сказать тебе, что не признаю летнюю ловлю. Только зимнюю. Только зимнюю. Это знают все! — крикнул он. — Все! И до́ма. И в коллективе трампарка. И многие другие. Как ты мог высказать такое глупое предположение! Я бы сказал — обидное предположение.
— Я не хотел вас обидеть, простите, — сказал я и вдруг повернулся и побежал.
Я бежал и думал, что опять вот получилось не так, я вовсе не хотел его обидеть, такого и в мыслях у меня не было, а все же обидел. За что я его обидел? Ужасно глупо, но было очень стыдно, поэтому я и бежал от него и еще потому, что мне хотелось побыть одному.
Я бежал долго, и когда обернулся, его уже не было. Опять было пусто на берегу. Но я все равно не мог успокоиться. А вдруг кто-нибудь другой придет? Ну и что же здесь такого, подумал я, что же здесь плохого? Нет, все же, наверное, я на самом деле необщительный.
Ночью я увидел удивительный сон. То есть сам-то по себе он был сон как сон, довольно-таки обычный, но удивительно приятно было его смотреть, потому что он был про Сибирь, про тот городок, где мы жили.
Там у нас, в этом городке, была одна собака, не у меня лично, а у одного мальчика из нашей школы, с очень смешным именем собака, ее звали Табуретка. По виду ей это имя абсолютно не подходило, она была здоровенная, помесь овчарки с еще какой-то другой огромной собакой, но вот если на нее сесть и, допустим, почитать книгу часок-другой, или просто так сидеть, она стояла совершенно неподвижно, как вкопанная — отсюда и имя.
