Кто такой Лу Шортино? - [59]

Тони подошел к девушкам, сидящим на плетеном диване.

– Вы не видели, миндальные пирожные принесли? – спросил он сухо.

– Что? – переспросила Рози.

Тони сложил руки на животе и постучал ногой о землю.

– Вроде приносили какие-то подносы, Тони, – сообщила Алессия.

– Ага, целые подносы! И где же они? – Тони, расставив ноги и уперев руки в боки, взглядом поискал их на столах. – А Четтину не видели? – раздраженно спросил он.

Чинция вытаращила глаза:

– Черт, Тони, ну ты прям строчишь как пулемет своими вопросами. Мы ее не видели, спроси у Нунцио, вон он бежит.

Тони ощупал подмышки – опять мокрые от пота, огорченно вздохнул и схватил Нунцио за руку.

– Четтину не видел?

– Только что вон там болтала с американцем и своей кузиной Минди.

Тони приставил руку ко лбу козырьком, обратил взгляд в указанном направлении и тут же заметил Лу, который стоял и разговаривал с Минди. И ни следа Четтины.

– Слушай, а где миндальные пирожные? – Тони подозрительно прищурился.

– Не нашел. Где-то были, но всего одна упаковка, я же тебе об этом говорил час назад.

– То есть как – час назад?! Режиссер час назад попросил у меня миндальных пирожных, а ты до сих пор не принес?!

– Откуда мне знать, куда твоя жена их запрятала! – ехидно улыбнулся Нунцио.

Нунцио страсть как любил стравливать Тони с его супружницей!

Питье оршада для дона Джорджи но было ритуалом

Питье оршада для дона Джорджино было своего рода ритуалом. Он с юности покупал его в киосках на площади Умберто. В те времена он носил обтрепанные штаны, зато этих штанов у него было предостаточно и башмаки его всегда блестели как зеркало. На мизинце, украшенном кольцом с рубином, он отрастил длиннющий ноготь. Отходя от киоска, он всегда оттопыривал палец с кольцом, чтобы всем было видно. Вы дохнете от голода, без слов говорил весь его вид, а вот я легко могу себе позволить выпить оршада. И у меня кольцо на мизинце, потому что Джорджино Фаваротта не умирает с голоду как вы все, и ему не надо пахать на работе, как пашете вы.

Он и сегодня носил все то же кольцо – женское кольцо с рубином. Когда-то оно принадлежало одной баронессе, разводившей рожковые деревья. В 1926 году она дала ему кольцо в залог будущего приглашения на ужин.

Теперь дон Джорджино пил свой оршад исключительно в «Голливуде» – баре на площади Европы со столиками на открытой веранде, куда в час аперитива съезжались серьезные мужики на кабриолетах. Оршад там держали специально для него.

Дон Джорджино приехал с одним из своих «быков», сел за столик, оперся на трость и, пока телохранитель заказывал ему оршад, разглядывал из-за стекол солнечных очков полуголых потаскушек.

На площадь Европы можно попасть со стороны набережной, всегда запруженной толпой, возвращающейся с моря, или со стороны пересекающего весь город проспекта Италии, по воскресеньям пустынного, потому что магазины не работают.

Пиппино шел со стороны проспекта Италии. Шел пешком. На нем была черная рубашка поло и коричневый костюм. Он шел быстрым, решительным шагом. По правде говоря, Пиппино не принадлежал к тем людям, которым нужно ходить быстрым шагом, чтобы произвести впечатление решительных. Да и плевать он хотел на то, как выглядит в чужих глазах. Он родился таким, каким родился, и часто сам не ведал, на что был способен.

Пиппино шел быстро для того, чтобы по дороге как следует вспотеть.

Бог ты мой, сколько шлюх, кругом одни шлюхи, думал дон Джорджино в ожидании своего оршада. Гляньте на них, все с силиконовыми сиськами, все в модных тряпках, все из салонов красоты, и все как одна готовы отсосать у любого парня из кабриолета!

По физиономии дона Джорджино блуждала блаженная улыбка, а время от времени он принимался хихикать идиотским смехом. Охранник за соседним столиком сидел с каменным лицом.

Пиппино шагал с низко опущенной головой, все ускоряя и ускоряя шаг. Вот по лицу потекли первые капли пота. Живот и спина, однако, еще оставались сухими.

Когда Пиппино пребывал в напряженной сосредоточенности, время для него еле плелось и он тогда замечал все: как возле уха у тебя кружит муха, как ты нагло врешь своей жене, как потеют твои ноги в туфлях, в общем, видел все. Когда же он расслаблялся, время неслось вскачь, и Пиппино видел только то, что хотел видеть, и ничего другого.

Официант принес оршад и обнаружил, что дон Джорджино, кажется, заснул. Он сидел неподвижно, с приоткрытым ртом, из которого высунулся кончик языка. У него подергивался кадык, а из груди вырывалось хриплое дыхание. Официант поставил стакан в серебряном подстаканнике на стол.

Перед охранником он не поставил ничего. Тот на работе, а работа не то место, где наслаждаются напитками!

Дон Джорджино очнулся от дремоты и взял стакан с оршадом. Рука у него дрожала, и пил он как птенец – мелкими судорожными глотками. В перерывах между глотками он заливался придурочным смехом старого маразматика.

Пиппино вышел на площадь Европы и двинулся прямиком в «Голливуд». Окинул взглядом посетителей. Заметил дона Джорджино. Подошел к столику. Споткнулся. Опрокинул стакан с оршадом.

Официант увидел потного как мышь синьора, который сначала попросил извинения у дона Джорджино, а затем опустил руку на плечо его телохранителя и попросил прощения и у него. Официант поспешил к столику.