Кто такой Лу Шортино? - [47]
Реальный Соннино мало походил на собственные фотоснимки. Черты худого лица казались еще более резкими из-за едва пробивавшейся седой бородки. Круглые солнечные очки с красными стеклами производили впечатление вставленных прямо в глазницы. Он сидел за письменным столом, плечом прижимая к уху телефонную трубку и застыв, как изваяние. Под черным плащом на нем была черная майка. Плащ – не просто плащ, а какая-то хрень от стилиста, из тех, что стоят не одну тысячу евро. Из-под стола, слишком маленького для человека его габаритов, торчали короткие сапоги с посеребренными пряжками, в которые были заправлены потертые джинсы. Выражением лица он больше всего напоминал психопата-маньяка, захватившего детские ясли и теперь присевшего на скамеечку, чтобы обсудить условия освобождения заложников.
Тот же парень, который предложил американским гостям сесть, торопливо подвинул им кожаные кресла, не забыв смахнуть с них пыль носовым платком. Дон Лу и Лу переглянулись. Пиппино сохранял полное спокойствие, словно говоря: все нормально.
– Нет! – буркнул Соннино в трубку, отнял ее от уха, оглядел с недоумением, будто в жизни не видел ничего подобного, и с отвращением бросил. Затем он положил обе руки на письменный стол, оглядел гостей, медленно, с усилием, поднялся и склонил голову в поклоне.
– Дон Лу, для меня большая честь познакомиться с вами. Прошу меня извинить, это был важный звонок, иначе я ни за что не позволил бы себе держать вас за дверью. Франческо, приготовь нам кофе.
– Мне рассказывали о тебе много хорошего, – сказал дон Лу, оглядывая комнату.
– А это, должно быть, знаменитый Пиппино Олеандр, – высказал догадку Соннино. – Я не ошибаюсь?
Пиппино молча смерил его взглядом – так, будто в кармане у него уже лежал подписанный смертный приговор.
– Именно такой, как мне его описывали. Знаете, дон Лу, когда я был молодым и красивым, как на этих фотографиях, мне из Уччиардоне прислали в подарок четырехмесячного щенка питбуля. И первое, что он сделал, – показал характер Марии Аннунциате Кончептион Марлетте, той еще штучке из Калашибетты, которая вздумала прогуляться от Сан-Берилло до казино по набережной, виляя своей роскошной задницей. Тридцать восемь укусов на одной ноге! Вы не поверите, но знаете, как звали того щенка? Его звали Пиппино, потому что тот, кто известен как Олеандр у вас в Америке, знаменит и у нас в Катании.
Выражение лица Пиппино ничуть не изменилось.
– А это, – продолжал Соннино, указывая на Лу, – наверняка ваш достойный внук. Я слышал о нем много интересного, и для меня большая честь, что голливудский продюсер соизволил посетить мой офис. Но мне кажется очень странным, что – если верить слухам – такой человек, как Лу Шортино Младший, делает грязную работу для Сала Скали.
– Мы здесь как раз поэтому, – ответил дон Лу.
– Понимаю, дон Лу, понимаю. А я здесь, чтобы служить вам. Даже если мне самому еще не все ясно. Нашей организации грозит раскол, и сейчас все у нас ломают голову, чтобы понять, что к чему. Кто останется с доном Виртуде, кто отколется и даст себя перекупить за гроши? Но пока раскола не произошло, по-другому говоря, пока они не сотворили какой-нибудь особенной пакости, мы должны выжидать. У нас большая организация, и мы не можем полностью отмахнуться от мнения большинства. А эти ребята – мастера передергивать карты. Сегодня не то, что раньше, когда белое было белым, а черное черным. Но мы, те, кто на стороне Виртуде, не можем опуститься до их уровня. Мы – новое поколение, поколение Интернета, а их все это бесит, да так, что от бешенства крышу сносит. Они не хотят ничего менять, а нас это не устраивает. Взять хотя бы меня – я не ленюсь размышлять о таких вещах, как детерминизм, релятивизм, социальные теории и даже числа – целые, простые и так далее, потому что мы, те, кто за Виртуде, способны даже математику поставить себе на службу. Вы слышали про Гоббса? Был такой философ, он говорил: homo homini lupus,[67] в общем, мы перережем глотки всем, с кем не сумеем договориться!.. Видите ли, дон Лу, я привык, прежде чем что-либо предпринять, думать. И я анализирую все, что делают Сал Скали и этот гребаный Джорджино Фаваротта. Уверен, что и они анализируют мои действия. Я могу убить их, но и они могут убить меня. Однако существует общественный договор: я не мешаю жить тебе, а ты не мешаешь жить мне. А они зарвались. Я не знаю, как долго еще продлится это долбаное общественное соглашение, да и откуда мне знать? Но вот сейчас у меня здесь, в моем кабинете, присутствует дон Лу собственной персоной, а я точно знаю, что Сал Скали хочет подставить вашего внука и завершить раскол. Я очень встревожен. Очень встревожен, дон Лу…
Соннино воздел очи к потолку и шумно вздохнул.
– Говорить буду я, а ты помалкивай, – приказал Туччо, и только тут заметил, что Нунцио Алиотро, к которому он обращался, рядом с ним нет. – Твою мать, ты куда девался?
Нунцио Алиотро стоял и разинув рот пялился на «ягуар», припаркованный перед самой лестницей Палаццо Финанце на площади Театро-Массимо.
– Надо же быть таким идиотом! – бурчал Туччо, подходя к Нунцио. – Какого хрена?
