Кто смеется последним - [5]

— Оно достойно изучения, более изощренного способа мести я не видел и не увидел бы впредь, опоздай вы на минуту. Двенадцать часов я не сводил глаз со стрелки, которая двигалась по кругу к последней, смертельной отметке. Все очень просто. Срабатывает мгновенно, как электрический разряд. Держится на одной стрелке — подумать только!

Мы перерезали ремни. Он чуть не упал. Поддерживая с двух сторон, мы довели его до мягкого дивана — в комнате была и другая мебель, — и, пока я уговаривал его посидеть молча, одноглазый курьер направился к двери, но Раффлс остановил его, коротко окликнув по-итальянски.

— Он пошел за вином, но с этим можно подождать, — голос его звучал тверже. — Сначала я обо всем расскажу, а потом с удовольствием выпью. Не выпускайте его, Кролик, встаньте у двери. Он честный парень, мне повезло, что я поговорил с ним до того, как меня связали. Я обещал отблагодарить его и сдержу слово, но выходить ему пока не стоит.

— Если вы отослали его ночью, — воскликнул я, — почему, черт возьми, он пришел ко мне в одиннадцать?

— В одиннадцать? Значит, он уложился точно в час — ненужная пунктуальность. Но все хорошо, что хорошо кончается. А у меня нет причин жаловаться на плохой конец. Правда, губы саднит, но это неудивительно.

И он показал на длинную черную линейку со следами крови, лежавшую на полу; я поднял ее и подал ему.

— В прошлый раз я пользовался именно такой, — улыбка далась ему с трудом. — В артистизме старине Корбуччи не откажешь, несмотря ни на что.

— Но как он до вас добрался? — живо спросил я, мне также не терпелось его выслушать, как ему со мной поделиться, хотя я мог подождать и до дома.

— Я был бы рад вам рассказать, Кролик, но, поверьте, сам этого не знаю, — откровенно сказал Раффлс. — Я следил за вашим черноглазым знакомым. И довел его до дома. Потом он исчез внутри, а я, разумеется, захотел осмотреть дом поближе и обнаружил, представьте себе, что он не запер дверь. Кто бы удержался на моем месте? Я слегка приоткрыл ее и только просунул голову, как получил такой удар, какой не желал бы испытать второй раз. Когда я очнулся, меня подвешивали за руки к кольцу, а рядом, приветливо улыбаясь, стоял Корбуччи, но как он сюда попал, я до сих пор не понимаю.

— Сейчас поймете, — ответил я и рассказал о своих наблюдениях. — Я увидел графа под нашими окнами и догадался, что он за вами следит, а через пять минут на Эрлз-Корт-роуд узнал, что он сел в кеб. Он убедился, что вы идете за его человеком, обогнал вас и заманил открытой дверью, как вы описали.

— Ну что ж, — сказал Раффлс, — он неплохо потрудился: приехал специально из Неаполя, привез линейку, подготовил кольца и даже комнату обставил ради моего прихода! Ему во что бы то ни стало хотелось со мной рассчитаться, и он выбрал ловушку, в которую когда-то попался сам, позаботившись, чтобы у него она сработала безотказно. Об этом он сообщил мне сегодня в три часа утра, расположившись вот здесь, на диване, и покуривая тошнотворную сигару. Когда я его поймал, он просидел связанным двадцать четыре часа, но мне, сказал он, хватит и двенадцати, тем более что по истечении срока меня ждала верная гибель, и, растяни он ожидание, я бы и последние минуты отдал, чтобы ускорить конец. Хотел бы я знать, как можно заставить стрелку дважды обойти круг и лишь раз задеть за проволоку. Он объяснил мне устройство прибора, добавив, что изобрел его в винограднике, о котором я вам говорил, а потом спросил, помню ли я приговор, который он вынес мне от имени каморры. Я признал, что слышал какие-то угрозы. Тогда он любезно посвятил меня в такие тонкости этой организации, что, обнародовав их, я завоевал бы европейскую известность, если бы не злосчастное сходство с неисправимым преступником Раффлсом. Как вы думаете, Кролик, в Скотленд-Ярде меня еще не забыли? Честное слово, я готов проверить.

Я предпочел промолчать. Эта тема меня не занимала. Но Раффлс — Раффлс занимал меня как никогда. Он спокойно сидел и разговаривал, словно не провел ночь и полдня в мучениях, словно не его только что освободили от пут; побывав на волосок от смерти, он излучал жизнерадостность; претерпев обиды и поражение, чудом избежав самого худшего, улыбался разбитыми губами, будто все это произошло не с ним. Я воображал, что знаю Раффлса. Какое наивное самообольщение!

— Но куда подевались негодяи? — вскричал я, возмущенный не только жестокостью самих негодяев, но и невозмутимостью их жертвы. На Раффлса это было непохоже.

— О, они намеревались вернуться в Италию instanter[14], — ответил он, — и сейчас должны уже быть в открытом море. Но послушайте лучше, какие интересные подробности я узнал. Оказывается, плут Корбуччи — большая фигура в каморре, он сам признался. Один из capi paranze[15], вот так-то, дружище, а черноглазый Джонни — его giovano onorato, Anglicé[16], новичок. Этот парень тоже с ними связан, и я поклялся защищать его от мести, кроме того, как я и предполагал, в дело замешана половина лондонских шарманщиков, все они получили тайное распоряжение за мной следить. Ваш бесстрашный проводник в свободное время занимался изготовлением дрянного мороженого в Сэффрон-Хилл.