Кто посеял ветер - [32]

Во время третьего урока, к началу которого Марк все-таки успел, его вызвали к директору. Преподаватель биологии бросил на него сочувственный взгляд и кивнул головой в сторону двери. Когда Марк поднялся и пошел к выходу, никто на это не прореагировал, поскольку за полугодие его уже в четвертый или пятый раз приглашали в кабинет доктора Штурмфельса. Сначала его одноклассники, эти закоренелые мещане, шептались, хихикали и бросали на него насмешливые взгляды, но со временем это вошло в порядок вещей. Выйдя из класса, Марк не спеша пошел по коридору. Многие школьники за девять лет учебы видели директора лишь издали, он же мог бы постоянно пить с ним на брудершафт, так часто ему приходилось сидеть перед его письменным столом. Марк вошел в приемную, и секретарша молча кивнула ему, давая понять, что он может войти в кабинет. Он нехотя постучал в дверь и открыл ее.

— Привет, Марк-Филип. Присаживайся.

Марк сел на стул. Он прекрасно знал, что последует дальше. Те же самые сентенции, которые произносил отец, в той же самой последовательности. Только в более строгом тоне: почему ты прогуливаешь школу? Это будет иметь последствия. Затем увещевания: ты же умный парень. Зачем ты ставишь крест на своем будущем? И, наконец, угрозы: тебя оставят на второй год или даже выгонят из школы… Не существует ли, часом, специальная методичка для подобных случаев?

Но сегодня директор молчал, не отрывая взгляда от монитора компьютера и быстро перебирая пальцами по клавиатуре, словно, кроме него, в кабинете никого не было. Раздался звонок, и он переговорил с кем-то по телефону. Время шло. Может быть, это новая тактика? Марк даже подумал, не включить ли ему свой айпод, чтобы послушать музыку, но не решился, сочтя, что это будет уже слишком.

— Вот и опять сидим мы друг против друга, — неожиданно произнес доктор Штурмфельс. — Как видишь, я так легко не сдаюсь. Ты не хочешь мне сегодня что-нибудь рассказать?

Марк быстро взглянул на него и опустил глаза. Доктор Штурмфельс сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив руки на груди, и испытующе смотрел на него. Этот взгляд безжалостно пронзал все его существо и проникал в нечто сокровенное, что принадлежало только ему.

— Нет, — пробормотал он и принялся рассматривать свои ладони. Ему вспомнились другая школа и другой учитель. Волосы закрывали ему глаза, и он прятался за ними, словно за занавесом.

— Я знаю, все это тебя не интересует, — продолжал директор. — Но мне также известно, что с тобой происходит.

У Марка дернулся кадык. К угрозам и ругани он давно привык и не обращал на них внимания, но сочувственное отношение и понимание были для него внове, и ему стало не по себе. Нужно отсюда выбираться, подумал Марк. Немедленно. Но было уже поздно, ибо дверь в прошлое уже почти закрылась, оставив узкую щель, сквозь которую, словно тонкий ручеек, струилась боль. Он сунул руки в карманы куртки и сжал их в кулаки. Почему никто не понимает, что он хочет, чтобы его просто оставили в покое?

— Отказываясь посещать школу, ты вредишь только самому себе, — сказал директор — Твои родители рассказали мне о том, что произошло в интернате, и я знаю…

— Прекратите! — Марк вскочил со стула. — Вы ничего не знаете. Все постоянно утверждают, будто что-то знают. А это вовсе не так.

— В чем дело? — Доктор Штурмфельс смотрел на него спокойно и невозмутимо. Казалось, бурная реакция Марка не произвела на него никакого впечатления. — Что побуждает такого умного парня, как ты, прогуливать занятия и разбивать автомобили клюшкой для гольфа?

Марк уперся в дверь изо всех сил, но давление извне становилось все сильнее и сильнее. Воспоминания, возникавшие в сознании против его воли, причиняли ему душевную боль. Расскажи нам, что случилось. Мы поможем тебе. Об этом никто не узнает. Это останется между нами.Ни в коем случае! Возможно, себе они и помогут, очистив свою совесть, но не ему. Сначала они проявляют к человеку чуткость, а потом бросают его на произвол судьбы. Так происходит всегда. Марк был сыт по горло лицемерным сочувствием и всяческой психоаналитической чушью! Почему бы этому тупому Штурмфельсу не ограничиться своей обычной проповедью?

— Вам этого не понять, — выдавил из себя Марк и повернулся к директору спиной. Он чувствовал, как в его жилах закипает ярость, вызывая невыносимую, почти физическую боль, и знал, что потеряет над собой контроль, если немедленно не выйдет прочь.

Он подумал о Рики. Голос директора постепенно затихал где-то на периферии его восприятия. Он выскочил из кабинета. Пусть Штурмфельс думает все, что ему угодно. Ему было на это глубоко наплевать.

Совещание закончилось. Начальник проектного отдела и ответственные инженеры покинули офис. За три часа воздух в отапливаемом помещении явно застоялся. Штефан Тейссен открыл окно и ждал, пока секретарша уберет со стола чашки, бокалы и бутылки и закроет за собой дверь. Ему все еще казалось, что он чувствует запах разложения, хотя вчера люди из фирмы по уборке помещений использовали целый арсенал всевозможных чистящих средств. Тейссен вернулся к столу, за которым еще сидели доктор Энно Радемахер, коммерческий директор «ВиндПро», и Ральф Глокнер. Последнего Тейссен вчера утром попросил как можно скорее приехать в фирму. Он пару раз уже работал с Глокнером и надеялся, что тот поможет им осуществить проект в Таунусе. Этот австриец предлагал услуги по устранению всякого рода проблем всем, кто был готов платить ему заоблачные гонорары и был известен в определенных кругах своими нетрадиционными, но чрезвычайно эффективными методами. Очень часто его привлекали только лишь для улаживания конфликтов и достижения компромиссов. Будучи по профессии инженером, Глокнер строил дамбы, электростанции, мосты, туннели и каналы по всей Европе, в Пакистане, Африке и Китае и как никто другой подходил для разрешения этой сложной ситуации.