Кто любит свет - [2]

— Не судите строго, добрые люди, — сказала королева. — Он ведь тяжело ранен, бедняга. Видно, у него в глазах потемнело от сильной боли.

— Да здравствует лучезарная! — завопили все вокруг, восхищённые королевской мудростью и милосердием.

— Государыня судит очень здраво, — одобрил Иха: он ценил всё, что вызывало восторг подданных. Народ должен любить своих владык.

— Мы не едем в купальни, — сказала королева. — Мы возвращаемся во дворец и берём летуна с собой. Иха, пошли вперёд гонца, пусть нас ждёт лейб-медик. Я хочу, чтобы это существо осталось жить.

— С позволения сказать, государыня, — заметил Иха вполголоса, — наши предки были жестоко наказаны богами за то, что разговаривали с летунами и пытались заглянуть за крышу мира. Стоит ли опять вызывать божественный гнев?

— С тех пор прошла не одна сотня лет, — сказала Хаоэрин. — И я не собираюсь заглядывать за крышу или впадать в гордыню другим способом. Я желаю проявить милосердие к этому созданию — оно чуждое, необычное и может многое рассказать, а я любопытна. Прикажи выдать двух светляков этому мужчине — и пусть летуна заберут наши люди.

Иха тронул пальцами лоб. Он достаточно знал свою королеву: она была не сурова, но упряма. Не годилось возражать ей здесь, посреди любопытной толпы… а летун, в конце концов, явно не задержится в мире живых надолго.

— Конечно, — сказал Иха. — Всё будет так, как пожелает светозарная государыня — и только так.

* * *

Олери сидел в глубоком кресле у огня, укутавшись сам в себя. У него не было крыльев, но широкие перепонки кожи, поросшие мелкой пушистой шерстью, от запястий до лодыжек, годились завернуться в них, словно в одеяло. Кое-где пух сбрили вокруг заживающих ран, но Олери всё равно напоминал те пушистые шарики, которые появляются на побегах болотной травы-усача после цветения: дунет ветер — и унесёт. Олери смотрел в огонь, и языки пламени отражались в тёмных зеркальцах его глаз.

— Ты поселился у огня, — улыбнулась королева Хаоэрин. — Не отходишь от него. Где ты успел привыкнуть к огню? У вас под ногами нет земли — верно, нет и очагов?

Олери печально улыбнулся.

— Солнце — это шар ослепительного пламени… невозможно смотреть на такой свет, не щурясь. Там, наверху, столько света… и ветра… мы, парящий народ, так и живём, в сплошном свете, среди ветров. Ныряешь в восходящий поток — и он несёт тебя… такой живой упругий воздух, а ты весь — парус…

— Звучит красиво, — мечтательно сказала королева. — Но неправдоподобно.

— Только это правда, — сказал Олери. — Я смотрю на огонь — и он напоминает мне солнце. Прости, великая государыня: твой дворец прекрасен, но мне никак не привыкнуть. Очень сыро, вы любите воду, купаться — а я зябну…

— А наверху, говорят, дует ледяной ветер, — заметила няня.

— От него защищает пух, — улыбнулся Олери.

— Который лезет достойным людям в рот и в нос, прилипает к коже и мешает дышать, — проворчал Иха. — Да простит мне великая государыня резкое слово, но шерстяная тварь во дворце — это просто кошмар какой-то. Эти волоски попадают всюду, слуги кашляют и плюются — и мне то и дело хочется плюнуть и оскорбить взор моей королевы.

Няня согласно прикрыла глаза.

Олери смутился, ещё плотнее закутавшись сам в себя.

— Мне жаль, — сказал он откуда-то из своего серого пуха. — Мне не хотелось доставлять кому-то неудобства, особенно королеве. Я очень ей благодарен, — и, высунув из пуха кончик носа и один глаз, тихо добавил: — А ещё очарован ею. У королевы Хаоэрин самые прекрасные глаза в обоих мирах. В этих глазах — солнце.

Королеву тронуло наивное признание, и она улыбнулась летуну. Горловой мешок Ихи дрогнул — и только самообладание опытного придворного помешало ему раздуть и мешок, и скандал. Иха лишь холодно заметил:

— Летуны за сотни лет научились вежливости. Летописи говорят, что один из твоих предков жестоко оскорбил Отца Болот, сказав о священном лике в Двойном Храме: «Он уродлив! Поклоняться такому богу?! Никогда!» — после этого и начались неисчислимые беды, а Двойной Храм перестал быть по-настоящему двойным.

Олери поднял голову.

— Мне стыдно за предков, — сказал он. — Это было сказано очень жестоко. Но мне странно, что он говорил о поклонении Отцу Болот так, будто кто-то хотел его заставить…

— В летописях об этом ничего не говорится, — заметила королева Хаоэрин. — Но в твоих словах я вижу явственный отсвет правды…

— Или обычную манеру летунов изворачиваться, чтобы показаться лучше, — возразил Иха. — Я слишком откровенен, моя королева, но я — старик, я говорю прямо…

— Я ценю твою прямоту, хоть ты не так уж и стар, — сказала Хаоэрин. — Но мне хочется послушать летуна. И ещё мне хочется узнать, откуда взялся Двойной Храм…

Олери опустил плечи. Взгляд его глаз-бусинок сделался мечтательным.

— Наши предки, прекрасная государыня, строили его вместе. Это самое большое дерево-колонна в наших краях, оно возвышается над сводом вашего мира высоко до потери дыхания — и на самой его вершине мои предки выстроили Храм для Отца Небес, а у могучих корней твои предки строили Храм для Отца Болот. В те времена наши предки были дружны, обменивались дарами, устраивали общие праздники и торговали — и между двумя храмами они протянули лестницу. Семь тысяч крутых ступеней. Твоим предкам нужно было много мужества, чтобы подниматься по ней, государыня, а моим — чтобы по ней спускаться.