Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба» - [8]
На страницах романа показывается, что советских людей без видимых оснований карают, сажают в тюрьмы, заставляют молчать, изгоняют с работы, унижают, оскорбляют, принуждают испытывать произвол и насмешки.
В романе особенно отвратительно изображены партийные работники. Рассказывается, например, как в тюремной камере сидят три секретаря ленинградских райкомов партии, арестованных неизвестно за что, но каждый из них, в свою очередь, ранее «разоблачил» своего предшественника. Секретарь обкома партии Гетманов, назначенный комиссаром танкового корпуса, выведен как догматик, карьерист, лицемер и провокатор, использующий борьбу с гитлеровцами для своих корыстных, честолюбивых интересов. Подлым человеком оказывается батальонный комиссар Крымов и предателем комиссар Осипов. Уродливо изображаются и многие представители командного состава Советской Армии, которые предстают перед читателем не волевыми, хорошо знающими своё дело военачальниками, а людьми посредственными, ограниченными, малокультурными, склонными к пьянкам и т.п.
Главный герой романа – физик Штрум, которому Гроссман явно симпатизирует, в конце романа подписывает политический документ, с содержанием которого он не согласен. Один из героев романа – академик, крупнейший учёный-физик Чепыкин, учитель Штрума, уходит с поста директора института потому, что не хочет выполнять указаний правительства менять тематический план института, не хочет участвовать в работах, связанных с расщеплением атома.
Эпизодические персонажи романа по воле автора также выглядят моральными уродами, глубоко несчастными людьми. Рабочий после войны кончает жизнь самоубийством, предварительно «вколотив» себе в грудь ордена, полученные на войне. Солдат-конвоир, рассуждая о расстрелянном дезертире, вылезшем из могилы, сожалеет лишь о том, что его плохо закопали.
В романе Гроссман пытается реабилитировать Троцкого, Бухарина, Рыкова, Томского, рассматривая их деятельность с позиций отвлечённого понятия человечности.
Привлечение этих лиц в роман понадобилось Гроссману для подтверждения одной из философских мыслей своего романа. Мысль эта по существу сводится к тому, что коммунизм при всех его положительных сторонах не имеет права на существование из-за жестокости к людям. Показу этой жестокости Гроссман посвящает много ярких страниц, смакуя факты из жизни в исправительно-трудовых лагерях, перегибов в период коллективизации, безжалостное отношение к воинам со стороны самодуров-военачальников и т.д.
Как выход автор предлагает примирение коммунистического мировоззрения со своими идеологическими противниками. Причём, главное, по его утверждениям, состоит в том, что коммунизм должен взамен жестокости взять миролюбие христианства, католицизма, толстовства и даже то лучшее, что было, по его мнению, у меньшевиков.
Особое и значительное место в романе занимает тема преследования евреев. Раскрывая антисемитизм фашистов, их расовую ненависть против евреев, Гроссман много внимания уделяет описанию антисемитизма и в нашей стране, по существу утверждая, что антисемитизм не ликвидирован и советским строем.
В целом роман Гроссмана «Жизнь и судьба» – антисоветское произведение, оклеветавшее советских людей и систему отношений в советском обществе.
Председатель Комитета госбезопасности А.Шелепин»
(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, лл. 1–3).
Хрущёв на докладе Шелепина начертал: «Чл<енам> През<идиума> ЦК». Это означало, что с запиской председателя КГБ должно было ознакомиться всё высшее партийное руководство. Я потом на первом листе донесения Шелепина нашёл подписи Н.Шверника, М.Суслова, О.Куусинена, А.Косыгина, Е.Фурцевой, других деятелей партии.
6. Ставка на профилактические беседы
Судя по всему, соратники Хрущёва поначалу решили ограничиться профилактическими беседами. Буквально через восемь дней после записки Шелепина, 30 декабря 1960 года секретарь Союза писателей СССР Георгий Марков, секретарь Союза писателей России Сергей Сартаков и председатель Московской писательской организации Степан Щипачёв устроили Гроссману проработку. Но писатель предостережениям литературного генералитета не внял. «В результате встреч с В.Гроссманом, – доложил 2 января 1961 года в ЦК партии Марков, – у нас сложилось впечатление, что его идейно-художественная катастрофа не вызвала в нём потрясений и не побудила пока активного желания выйти быстрее из происшедшей с ним беды».
Тем не менее в ЦК, похоже, были удовлетворены профилактической беседой с писателями. Не случайно в день получения доклада от Маркова, 2 января 1961 года сотрудник секретариата Н.Хрущёва В.Чернуха на записке Шелепина написал: «В архив».
Чтобы окончательно закрыть дело, редакция журнала «Знамя» 5 января 1961 года отправила Гроссману итоговое письмо.
«Уважаемый Василий Семёнович! Как Вам известно, редколлегия журнала «Знамя» 19/XII-60 г. обсудила представленный Вами роман «Жизнь и судьба». (…) Всесторонне обсудив роман, редколлегия пришла к единодушному выводу, что роман для печати не пригоден по идейно-политическим соображениям. Об этом решении Вас в тот же день известил по телефону В.М. Кожевников. (…) Кроме того, 28 декабря 1960 г. В.М. Кожевников, встретившись с Вами в присутствии редактора отдела прозы В.Е. Галантера (Галанова. – Ред.), сообщил Вам все суждения членов редколлегии нашего журнала по Вашему роману (…) В связи с таким решением редакции нашего журнала договор на роман «Жизнь и судьба» расторгается. Полученный Вами аванс в размере 16 587 руб. возврату не подлежит. Ответственный секретарь редакции журнала «Знамя» В.Катинов».
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.