Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба» - [4]

Помня об этой истории, Кожевников попросил своего первого заместителя Бориса Сучкова прочитать и оценить рукопись нового романа Гроссмана не только с точки зрения художественности, но и с позиции политика – на предмет соответствия партийному курсу.

Из чего исходил Кожевников? Сучков не входил в его близкий круг. Он был навязан главному редактору «Знамени» секретарём ЦК КПСС Михаилом Сусловым. После войны Сучков, считавшийся крупным специалистом по западной литературе, работал в Агитпропе ЦК, но очень скоро попал в страшную мясорубку. Берия, недовольный усилением позиций Суслова, почему-то решил, что именно у Сучкова легче всего выбить компромат на быстро растущего партфункционера. Однако тот, оказавшись между молотом и наковальней, предпочёл во время следствия молчать. За это после смерти Сталина Суслов оказал Сучкову протекцию.

3. Первая реакция на роман Гроссмана: страх Бориса Сучкова

Отдав своему первому заместителю рукопись Гроссмана, Кожевников надеялся убить сразу двух зайцев. Он, зная о прекрасном литературном вкусе Сучкова, рассчитывал услышать объективную оценку, насколько значительно новое сочинение Гроссмана. Это первое. И второе. Поскольку Сучков был вхож к Суслову, он мог бы избавить редакцию от придирок цензуры (а то, что Главлит не оставит журнал в покое, в этом Кожевников не сомневался).

А дальше случилось непредвиденное. Сучков увидел в рукописи Гроссмана то, что Кожевникову даже не снилось: махровую антисоветчину. Писатель, по его мнению, коммунизм поставил на одну доску с фашизмом. А за такое могли и посадить.

В общем, Сучков страшно испугался. Но не за Гроссмана. За себя. Ему почудилось, что если он уклонится от осуждающих оценок, то могут последовать репрессии. А Сучков боялся этого – вновь оказаться за решёткой – пуще всего.

Имей бы Кожевников дар психолога, он всё верно бы оценил и нашёл бы разумное решение. Надо было понимать, что Сучков несколько лет провёл в лагере и это сильно надломило его. Он стал всего бояться. Перестраховка стала его второй натурой. Следовало ему объяснить, что времена изменились и возможны разные мнения.

Здесь бы и Кожевникову, и Сучкову вспомнить историю с «Доктором Живаго» Пастернака. Если б не донос Симонова в ЦК, международного скандала можно было бы избежать. Особой-то крамолы книга ведь не содержала. Просто что-то следовало подсократить или отредактировать. Только не стоило бояться брать на себя ответственность.

Увы, Кожевников перепугался ещё сильней Сучкова. Получилось, что он уже дважды принимал от Гроссмана сомнительные рукописи. Это первое. И второе. А вдруг Сучков успел обо всём доложить Суслову и при этом свалить на него всю вину.

В сложившейся ситуации Кожевников решил срочно подстраховаться письменными отзывами членов редколлегии журнала. Первым он попросил представить заключение Сучкова. Тот просто окончательно себя опозорил. Он написал:

«Я не собираюсь давать всесторонний анализ романа В.Гроссмана. Отмечу, что он появился в результате почти десятилетней работы автора и, следовательно, является произведением выношенным и обдуманным. Внешне роман посвящён изображению Сталинградской битвы и событий с ней связанных, на самом деле он является право-оппортунистической критикой социалистической системы. Вся структура его, образная система его, подчинена одной задаче – доказательству того, что социалистическая система представляет собой чудовищную деспотию, не только подчиняющую себе человека и порабощающего его, но и растлевающую его душу. В Советском Союзе существует система тоталитарного шпионажа, царит атмосфера доносительства, охватывающая всех и вся сверху донизу – (образы Гетманова, Неутолимова и др.). Все хорошие люди являются в той или иной степени жертвами гебистов, все плохие люди занимают господствующее общественное положение (образы руководителей Академии наук, образ начальника паспортного стола). В партии существует атмосфера недоверия, она попирает и подчиняет себе всё и является неотъемлемой частью системы (см. отношения между коммунистами в подполье немецких лагерей и на «воле»). Советские люди живут в обстановке взаимного недоверия и страха друг перед другом. Жизнь и быт советских людей передаются в сгущённо-мрачных тонах (рассказ шофёра семейства Штрума). Среди отношений начальников и подчинённых царят хамство, взаимная ненависть, карьеризм (см. образы генералов и других военачальников). Всё это рассматривается как следствие сталинизма, понятия, которое В.Гроссманом объединяется с системой социалистических отношений.

Значительное место в романе отведено изображению немцев и размышлениям о фашизме. С одной стороны автор рассматривает фашизм чуть ли не как национальную особенность немцев, избегая характеризовать его как диктатуру финансового капитала, с другой прозрачно намекает на якобы существующее сходство между двумя борющимися тоталитарными системами. Оно не только в подавлении личности, но и в расистском подходе к евреям, в осуществлении политики государственного антисемитизма (не говоря уже об обычном антисемитизме). Это – один из главных тезисов романа.